Записки оперного певца
Шрифт:
Чего от нас в первую очередь требовал Медведев?
Головы и сердца, логики и тепла, то есть взаимосочетания и взаимоконтроля рационального и эмоционального начала.
Как и его учитель Самарин, Медведев говорил своим ученикам, что переживание обязательно породит и соответствующие тембр, и жест, и мимику.
— Нужно ощущать душу, человеческую природу героя, — повторял слова своего учителя Медведев, — и тогда все встанет на свое место.
— Певец — не граммофон. Бережливость — вещь очень хорошая, но она не должна портить живую жизнь, — прибавлял он в адрес маньяков звука.
Если вспомнить, как Ф. И. Шаляпин в своей книге «Страницы моей жизни»
После восьмого урока Медведев стал разучивать со мной Демона. Не отдельные арии, а целиком всю партию, которую он считал наиболее выгодной для так называемого
<Стр. 104>
лирико-драматического баритона, то есть Для такого, который должен петь весь баритоновый репертуар, за исключением, однако, нескольких (так называемых «русских») партий: Руслана, Игоря, Вязьминского («Опричник»), Владимира Красное Солнышко («Рогнеда»), а также партий сугубо крикливых, вроде Нелуско («Африканка»), Тельрамунда («Лоэнгрин»).
Партия Демона, мелодичная и расположенная в удобной тесситуре, не требует напряжения крайних регистров. Лишенная не только тесситурных скачков, но и особых темпово-динамических контрастов, она приучает к плавному и в то же время выразительному пению. К тому же музыка в отношении выразительности почти везде соответствует тексту, и их внутреннее семантическое совпадение помогает правильной фразировке.
В смысле порядка освоения партии Медведев распределял изучение номеров по признакам внутреннего единства. Так, например, я проходил подряд оба спора с ангелом, затем «Я тот, которому внимала» и «На воздушном океане», после этого «Дитя, в объятиях твоих» и «Не плачь, дитя» и т. д. Особенно долго мы задержались на арии «На воздушном океане».
— Эту арию надо петь по два, по три раза подряд — и так месяц, полтора, это разовьет плавность и в то же время послужит отличным упражнением для дыхания! — говорил мне учитель.
И действительно, после усиленных занятий этой арией я совершенно перестал думать о дыхании, вернее, перестал нуждаться в каких бы то ни было упражнениях.
Большое внимание Медведев уделял отрывку: «Что люди, что их жизнь и труд».
— Не думайте, что философский кусок нужно петь отрешенно. Первым делом отдайте себе отчет, жалко ли вам человека, посочувствуйте ему, — советовал он.
«Клятву» он приучал петь во все ускоряемом темпе.
— Это кульминация ваших речей. Ваша задача взволновать и покорить Тамару, заставить ее поверить вам. Постепенное оживление темпа, но только оживление, а не суета — одно из хороших средств для выражения своего волнения.
— Когда вы будете хорошо выпевать Демона и ваш голос будет на нем хорошо поставлен, — сказал он мне как-то, — тогда все остальное будет вам даваться легко.
<Стр. 105>
Только подвижность голоса нужно все время развивать и поддерживать: сама она ее приходит и легко теряется.
И предложил учить вальс Венцано, транспонируя его на кварту вниз.
Поучившись у Медведева несколько месяцев, я стал его частым посетителем, бывал у него во все праздничные дни дома и много с ним беседовал. Я видел, что он меня направляет верно, поскольку это возможно в работе с человеком, который разрывается между службой и классом. Но меня часто смущали разные «знатоки итальянского пения» и «пения без малейшего усилия». В результате их критики я однажды обратился к Медведеву с рядом претензий.
— Скажите, Михаил Ефимович,— спросил
Медведев потер щеку и после паузы ответил:
— Вы верите словам из «Клятвы» Демона, которую вы даете Тамаре, вы восхищаетесь Матильдой, о которой вы только что пели, а Р. решительно все равно, что петь. Несомненно, вы немного форсируете, чего не следует делать, но люди с теплой кровью и горячим сердцем не могут не форсировать. Это плохо, но лучше, чем все время заниматься бухгалтерией. Бывают, конечно, луженые глотки, встречаются и «бухгалтера». Нужно время, на сцене вы сами научитесь быть осторожным. Но сейчас убивать в вас темперамент, живое переживание я не собираюсь.
— А что произошло с моими верхами? Я брал свободно верхнее до, а теперь с трудом беру соль, даже фа-диез, —опять спросил я.
— Вы не брали до, — ответил Медведев, — вы его выкрикивали, а сольи фа-диезвы берете. Пока это еще не совершенно, со временем будет лучше.
Однажды я по наущению друзей стал просить о специальных упражнениях для дыхания.
— Пока вы не стали полнеть,— возразил Медведев, — они вам не нужны. У вас от природы отличное дыхание и вы его инстинктивно регулируете. Но, если вам так уж хочется, проделайте такой опыт: наберите дыхание и начните считать с максимальной быстротой, но не громко и с ясными словами, без толчков. Вот так: раз, два, три и т. д. И все ускоряя. Ну! — неожиданно вскрикнул он и
<Стр. 106>
стал считать, ударяя по роялю. Сосчитав почти до сорока, я выдохся.
— Еще раз! — скомандовал Медведев и встал, продолжая стучать по роялю. — Скорей, скорей!
Я свободно сосчитал до сорока двух.
— Ну вот, проделывайте это несколько раз в день. Когда дойдете до шестидесяти — шестидесяти пяти, мы вернемся к этому разговору.
Должен сказать, что это упражнение, которое я проделывал недели две по нескольку раз в день, принесло мне большую пользу. За ним последовало исполнение «Бриндизи» из моцартовского «Дон-Жуана». Мне было предложено петь его под рояль без обновления дыхания там, где нет авторских пауз, не усиливая и не уменьшая голоса, затем снова в бешеном темпе без аккомпанемента, пока хватало дыхания. При этом все время ровным звуком, примерно в четверть голоса, а при повторениях доходя до форте. Может быть, этой тренировке я обязан тем, что так легко впоследствии преодолевал труднейшие места в партии Бекмессера («Мастера пения» Вагнера) и легко выдерживал часто излишнюю, но невероятную сценическую подвижность в роли Фигаро. Когда я спустя несколько лет разговаривал о дыхании с крупнейшими вокалистами, включая В. И. Касторского, они высказывались следующим образом:
Основной источник кантилены — это равномерное дыхание. Дело не в том, чтобы долго тянуть ноту или редко брать дыхание, а в том, чтобы выдыхать спокойно и равномерно, в меру собственного желания, распоряжаться дыхательными органами, а не следовать за ними, не быть их пленником при любой силе звука и при любом темпе. Если школа пения — это школа дыхания, то правильное дыхание — гарантия хорошего, красивого пения.
Медведев, за редкими исключениями, этот фактор явно недооценивал, используя «готовую» природу.