Записки пожилого человека
Шрифт:
Не знаю, как англичанам или американцам, а нам эта сцена из романа Оруэлла не казалась фантастической, и материалы книги «Сталинская ретушь» — наглядное тому свидетельство.
Рассматривая ее, я вспомнил такую историю. Ее рассказал после XX съезда партии друг детства моего тестя, известный в 30-е годы фельетонист Григорий Рыклин, человек едкого остроумия. В 1934 году на XVII съезде партии, так называемом «съезде победителей», журналисты, работавшие там, сфотографировались с группой именитых делегатов во главе со Сталиным. Большинство делегатов съезда, да и журналистов тоже были потом посажены и уничтожены — один за другим. «Я начал на снимке замазывать объявленных „врагами народа“, — с издевкой рассказывал
Эту историю как-то в ресторане ЦДЛ рассказал Петр Сажин.
В первой половине тридцатых в ленинградской газете работал старый выпускающий — работал там с дореволюционных лет. Он зубы съел на газетном деле, все тут знал, привык к тому, что почти никогда газета не выходит в срок — в последнюю минуту приходит какая-то важная информация, которую нельзя отложить, надо переверстывать полосу, а то и заново отливать матрицу.
В тот поздний вечер номер уже печатался, когда вошел редактор и сказал: «Остановите первую полосу! Убили Кирова!». Старый выпускающий привычно отреагировал лишь на первую фразу, пропустив мимо ушей вторую. «Я так и знал…» — сказал он. У него потом следователи долго выясняли, откуда он это знал…
Может быть, это легенда. Но ведь в одной из популярных песен тех лет говорилось, что мы родились, чтоб сказку (остряки в наше время заменяли сказку на Кафку, что, конечно, точнее) сделать былью.
А вот быль, нынче выглядящая страшной сказкой.
У моего друга исторического романиста Юрия Давыдова, с которым я познакомился еще до того, как КГБ упрятал его в лагерь, был товарищ по тюрьме и лагерю (попали в одну камеру, а потом лагерь) — Евгений Черноног. Лейтенант 1941 года, окончивший войну майором, начальником разведки корпуса, — вся грудь в орденах. Его в корпусе не только уважали — любили: храбрый, толковый, веселый, остроумный. После войны — слушатель академии Фрунзе.
На просмотре фильма «Падение Берлина», в финале которого Сталин в белом костюме выходит из самолета в Берлине, приветствуемый ликующей толпой победителей, Черноног бросил ироническую реплику: «Что-то мы этого ангела там не видели». Кто-то донес. Еще в обвинении фигурировало: клеветал на руководителей мирового коммунистического движения — несколько раз говорил «товарищ Маодзэдуненко», «товарищ Чжоуэньлайенко».
Стукачи и их работодатели шуток не понимали. Шутник получил нешуточный срок — восемь лет лагеря.
В ноябре 1993 года в Германии, в Касселе, во время конференции была открыта большая выставка «Советское искусство сталинского времени». Ходим по этой выставке с Юрием Афанасьевым, ректором Российского государственного гуманитарного университета. Гигантские парадные полотна, на которых изображены, наверное, все «знатные люди» — так их тогда называли — тридцатых годов. Чаще всего со Сталиным и его соратниками. Кого там только нет! «Челюскинцы» и их спасатели летчики: Шмидт, Молоков, Каманин, Слепнев, Ляпидевский. Герои дальних перелетов: Чкалов, Беляков, Байдуков, Водопьянов, Громов, Коккинаки, Осипенко, Раскова, Гризодубова. Покорители Северного полюса: Папанин, Ширшов, Федоров, Кренкель. «Стахановцы» во всех областях производства: сам зачинатель движения, именем которого оно было названо, шахтер Стаханов, паровозный машинист Кривонос, ткачихи Мария и Евдокия Виноградовы, трактористка Паша Ангелина. Бдительный пограничник Карацупа. Все это герои моих школьных лет, всех я сразу же узнаю на картинах.
С удивлением замечаю, что Афанасьев — профессиональный историк (правда, его узкая специальность — история Франции) — почти никого из них в лицо не знает и фамилии некоторых ничего
Все это были сверху «назначенные», предложенные пропагандистской машине для «раскручивания» персонажи, хотя среди них были не только пустышки, случайно подвернувшиеся властям под руку, чем-то устраивающие их, но и люди, своими реальными делами заслужившие славу. Кстати, некоторые из них в сороковые годы, когда пропаганде уже были предложены другие «маяки», а эти отодвинуты в тень, сделали не меньше, чем в тридцатые.
С историей наша пропаганда никогда не церемонилась: то, что стало не нужным или как-то противоречило новым «установкам», отбрасывалось в безвестность, вымарывалось из памяти.
Этот совместный с Афанасьевым, человеком другого поколения, осмотр выставки в Касселе вдруг сделал для меня наглядным один из способов создания наших пропагандистских потемкинских деревень.
Когда появились пассажирские реактивные самолеты, летать на них все-таки побаивались, и «Аэрофлот» даже занялся рекламой — делом, считавшимся в советских условиях никчемным и ненужным. Обычно это была совершенно беспомощная кустарщина.
От кого-то в «Аэрофлоте» услышали, что броскую, остроумную рекламу может сочинить Евгений Агранович. Позвонили ему, сказали, что срочно нужна реклама, главная идея которой: летая реактивными самолетами, вы экономите время.
Звонок показался Аграновичу глупым, и он решил подшутить над заказчиками. Когда они позвонили на следующий день, он продиктовал:
Выигрыш — время! Товарищи, верьте: На «ТУ-104» взлетев в небеса, Расстояние в тридцать лет до смерти Вы покроете за два часа.Естественно, заказчики негодовали. Какой тут юмор.
Они были людьми серьезными. Непроходимо, непробиваемо серьезными. В этом я тогда же мог убедиться, полетев в командировку на новеньком «ТУ-104». В кармашке на спинке кресла лежал роскошно изданный рекламный буклет. Там говорилось, что в 1935 году в Советском Союзе был построен самый большой в мире восьмимоторный самолет «АНТ-20» «Максим Горький».
Неплохая реклама, особенно для находящихся в воздухе пассажиров. Авторам буклета не пришло в голову, что гигант «Максим Горький» во время демонстрационного полета, который готовился с большой помпой, потерпел катастрофу, летевший рядом с ним для сравнения небольшой самолет, проделывая фигуру высшего пилотажа, столкнулся с ним. Погибли все. Больше таких самолетов не строили…
Но хватит о рекламе. Я хочу рассказать о другом.
Я хорошо знал двух человек, которые должны были лететь на «Максиме Горьком», но так случилось, что не полетели, и остались в живых.
Работавшая много лет секретарем Константина Симонова Нина Павловна Гордон (в то время еще Прокофьева) как-то к слову рассказала мне свою историю. Она работала тогда секретарем Михаила Кольцова, он был инициатором создания агитэскадрильи, флагманом которой должен был стать «Максим Горький». Как и Симонов, Кольцов очень хорошо относился к Нине Павловне, высоко ценил ее безотказную работу. Билеты на этот полет были признанием заслуг, почетной премией, ценным подарком. Но в субботу за день до полета Нину Павловну свалила жестокая ангина с высокой температурой. Она все-таки рвалась поехать на аэродром, но мать ее не пустила. Редкое везение — как говорится, родилась в рубашке.