Записки прапорщика
Шрифт:
Пока Маркополь не был еще полностью освобожден от частей и штабов Финляндской дивизии, наш полк расположился в километре от деревни бивуаком около небольшого крестьянского хутора. Солдаты раскинули палатки в лесочке. Офицеры расположились вблизи хат.
В одной хате вместе с восьмидесятилетней старухой жила молодая женщина, муж ее служил в австрийской армии офицером. Эта хата превратилась в своего рода клуб, ибо в ней беспрерывно находились офицеры полка. И не потому, что была в этом необходимость, а потому, что всех привлекала интересная молодая женщина. Двадцать офицеров, оставшиеся в полку,
Савицкий распорядился перенести его походную кровать из раскинутой было для него офицерской палатки в дом. Но его приготовления пропали зря: на протяжении всей ночи, до самого выступления полка на позицию, хата была переполнена офицерами. С большим неудовольствием на следующий день Савицкий говорил о том, как "подлый народ" помешал ему выспаться.
В ближайшие дни намечено наступление на звыженские позиции. В полк снова прибыло большое пополнение. По сведениям, идущим из канцелярии полка, в наших полковых списках уже зарегистрировано шестнадцать тысяч солдат, причем налицо не более полутора тысяч, остальные за два года войны выбыли из жизни.
Если в других полках дело обстоит так же, то какое же количество истреблено на фронте людей?!
Накануне предполагавшегося наступления австрийцы в обеденный час открыли сильнейший артиллерийский огонь по Марко-полю. Начавшая было играть в офицерском собрании музыка смолкла, и обедающие укрылись в убежище вроде "лисьей норы", устроенной перед помещением, занимаемым командиром полка. Снаряды рвались большими пачками над всей деревней.
Мы с Остроуховым остановились у моей хаты, при которой, к сожалению, не было никакой землянки, в раздумье, куда бы укрыться. Обстрел все более усиливался. Оставаться в закрытом помещении становилось опасным. Снаряды рвались поблизости от штаба полка и от нашей хаты. Решили пойти в поле.
Стоя за хатой, мы минут пятнадцать выжидали и обдумывали, в каком направлении можно выйти из-под обстрела. Снаряды рвались кругом, и выхода как будто не было. Один из снарядов разорвался прямо над хатой и зажег ее. Волей-неволей приходилось покинуть укрывшую нас стену, чтобы не сгореть. Бегом спустились к речке. Вдогонку рвались снаряды.
Жители побросали свои хаты, с плачем и криком бежали в поле. Останавливаясь на несколько минут около встречавшихся на пути укрытий, переводили дыхание и бежали дальше. Вправо от нас, рассыпавшись на мелкие партии, бежали офицеры штаба, среди которых особенно выделялась фигура священника с развевающимися волосами и подобранными полами рясы. И смешно и скверно.
Австрийцы, точно увидев бегство жителей и офицеров из деревни, перенесли огонь на поле. Безопаснее было вернуться назад, в Маркополь, чем бежать дальше, но и возвращаться было страшно...
На следующий день началось наступление на Звыжен. Наша артиллерия должна была вести огонь по австрийским окопам не просто артиллерийскими снарядами, а химическими. Я вместе с Остроуховым отправился в расположенную в полукилометре от деревни батарею, которая к моменту нашего прихода уже начала стрельбу. Батарея стреляла не торопясь, причем первые два снаряда из каждого орудия были простые, а третий химический. В ответ скоро началась австрийская стрельба. Мы с Остроуховым забрались в блиндаж командира. Большая очередь
– Попали в вилку, - сказал командир батареи. Следующая очередь снарядов разорвалась непосредственно на батарее. Из шести пушек две повреждены.
– Огонь!
– кричит командир батареи.
Артиллеристы снова начинают стрельбу беглым огнем.
– Перейти исключительно на химические!
– следует команда.
Стреляют химическими снарядами.
В блиндаже командира телефонный звонок:
– Говорят с позиции, из Звыжена. Просят прекратить стрельбу химическими снарядами, ветер относит газ в сторону наших окопов.
Еще несколько очередей тяжелыми снарядами со стороны австрийцев по батарее - и на батарее действующими остаются только два орудия.
– На передки!
Спешно подводят стоявших неподалеку в укрытии лошадей, берут орудия на передки и галопом отъезжают на новые позиции примерно в полукилометре. Батарея действует теперь только двумя пушками.
Вернулись в Маркополь. Около штаба встретил идущего прихрамывая, всего в поту Хохлова.
– Контузило меня, - говорит он, обращаясь к нам.
– Где, господин полковник?
– В голову и в ногу, - не разобрав вопроса, отвечает Хохлов.
Командир полка отдал ему распоряжение отправиться на участок Звыжен и в качестве старшего штабного офицера руководить наступлением. Хохлов, не дойдя до позиций, оказался контуженым.
* * *
Я заболел. Поместился в перевязочном отряде у Блюма. В Хокулеовецком лесу спокойно. Отряд надежно укрыт. Пули и снаряды не долетают. Пролежал больше недели.
По настоянию Блюма командир разрешил мне отправиться в трехнедельный отпуск. Еду на родину.
На зимних позициях
Сентябрь 1916 года
Пока я был в отпуске, полк перебросили левее Звыжена километров на десять. Теперь позиция проходит по опушке Хокулеовецкого леса, упираясь правым флангом в селение Манаюв. Штаб полка помещается в деревне Лапушаны. Под штаб занят дом священника и находящаяся рядом с ним школа. Полковые команды, в том числе и моя, разместились по крестьянским хатам.
Осень. Всюду грязь. Лапушаны представляют собой непролазную трясину.
Бывшее на месте теперешних хокулеовецких позиций селение Хокулеовецы снесено, а материал, оставшийся от разрушенных хат, использован на землянки. В каждой землянке устроены небольшие окошки. Стекло добыто в соседних тыловых селениях: вынуты стекла из икон, которых уйма в каждой крестьянской хате.
– Святые подождут, - шутят солдаты.
– Поживут без стекол до окончания войны, а пока пусть нам послужат.
– Святые тоже на оборону работать стали, - поддерживают другие.
Примеру 2-го батальона последовали соседи. В радиусе десяти километров нет ни одной хаты, иконы которой сохранились бы за стеклами.
За дни передышки солдат пропустили через баню, а обмундирование через вошебойки, устройством которых занимается полицейская команда под руководством санитаров доктора Блюма. Для моей команды отведено помещение при штабе полка, а мне выделена комнатка в барском доме.