Записки прапорщика
Шрифт:
Под влиянием этих мыслей я написал проект Положения о культурно-просветительной работе на фронте, который передал в Военное министерство как бы от частного лица, что давало мне право обратиться не по команде.
Несколько дней спустя зашел в организуемый при Военном министерстве культурно-просветительный отдел справиться об участи моей докладной записки. Мне сообщили, что мой доклад признан ценным, но так как он требует денежных средств, то составляется докладная записка в Совет министров о кредитах.
Вот что значит
Занятый вопросами организации культурно-просветительной работы, я позабыл о предстоящем заседании группы делегатов от 11-й армии.
– Будет обсуждаться, - напомнили мне солдаты, - кто должен выступить от имени делегатов одиннадцатой армии по аграрному вопросу.
Пошел, подготовив материал для нашего оратора. Встал вопрос: кто будет выступать?
– Оленин! Оленин!
– закричали солдаты.
На съезде по аграрному вопросу выступили несколько докладчиков, в том числе и министр-социалист Чернов. Чернов, уже седеющий человек, несмотря на серьезность темы, внес в доклад ряд комических моментов. Каждую минуту он острил, что вызывало смех и аплодисменты.
Он говорил о программе партии эсеров, о социализации земли, о необходимости этой реформы после того, как будет созвано Учредительное собрание. Говорил, что он теперь же хотел бы передать землю помещиков в распоряжение земельных комитетов, но что это не удается, ибо остальные члены Совета министров против этого возражают.
В общем, речь его не внесла сколько-нибудь серьезной определенности. По докладу записалось много ораторов, так что прения по аграрному вопросу должны были занять не менее десяти дней.
26 мая в утреннем заседании наступила моя очередь. Справившись о времени своего выступления, я прибыл заблаговременно и, вместо того чтобы занять свое обычное место в шестом ряду партера, прямо прошел в президиум.
Жду, что Авксентьев скажет: слово предоставляется Оленину. Однако услышал другое:
– Лидер партии социал-демократов большевиков господин Ленин просит предоставить ему слово вне очереди, ибо он настолько занят, что может выступить только сегодня.
– Просим! Просим!
– зашумел зал.
На трибуну быстрыми шажками, торопливо взошел Ленин. Небольшого роста, коренастый, с лысой головой, высоким лбом, блестящими глазами.
Зал разразился громом аплодисментов.
В зале не было ни одного свободного места. Весь партер, проходы, ложи и все шесть ярусов заполнены народом. Очевидно, о выступлении Ленина было известно заранее.
Ленин выждал окончания аплодисментов.
Совершенно простым, доступным простому крестьянину языком, несколько картавя, он начал свою речь. Говорил, что предлагает проект резолюции по аграрному вопросу от имени социал-демократической фракции.
–
Ленин говорил немногим более часа. Весь зал слушал его с настороженным вниманием. Я же не столько вслушивался в речь Ленина, сколько смотрел на него, стараясь проверить правильность утверждений и слухов, ходивших в армии и здесь, что Ленин - агент германского генерального штаба.
Не похоже.
Простота речи, убедительность, с какой он говорил о необходимости ликвидации помещичьих землевладений, - все это выдавало в нем настоящего революционера, друга народа, но никак не политикана и тем более шпиона немецких властей.
Речь Ленина была встречена бурными аплодисментами большинства зала.
Следующим выступил эсер, кажется, Вебер, который пытался разбить положения, выдвинутые Лениным.
– Было время, - говорил Вебер, - господин Ленин рекомендовал изъять у помещиков лишь отрезки, остальное же должно было остаться в руках государства. Теперь же он рекомендует взять от помещиков всю землю, и притом немедленно.
Долго и туманно говорил Вебер. Зал слушал равнодушно.
Затем Авксентьев предоставил слово представителю 11-й армии Оленину.
Я подошел к кафедре, осмотрелся, увидев направленные на меня тысячи глаз, почувствовал такую робость, что даже колени задрожали. Выступать перед такой огромной аудиторией, перед умными, большими людьми, старыми революционерами, имевшими за спиной каторгу, ссылку и тюрьмы, мне, армейскому поручику, стало страшно. Легче идти в штыковую атаку на фронте, чем говорить по аграрному вопросу на этом съезде. Однако надо было говорить.
– Товарищи, - начал я, - солдаты-крестьяне одиннадцатой армии уполномочили меня заявить...
– Громче, громче, не слышно!
– раздалось со всех сторон.
– Солдаты-крестьяне уполномочили меня...
– резким фальцетом прокричал я.
– Не слышно!
– Солдаты-крестьяне...
– уже басил я.
– В общем, я прочту наказ.
И я по наказу прочел свою речь на первом Всероссийском крестьянском съезде.
Во время чтения наказа я успокоился, пришел в себя и решил даже кое-что добавить. И уже громким голосом, слышным всей аудитории, сказал:
– Мы, солдаты-крестьяне, крестьяне-военные, требуем немедленно объявить землю общенародным достоянием. Немедленно изъять ее из владения помещиков и передать в ведение местных земельных комитетов. Только это мероприятие, произведенное немедленно, может успокоить настроение солдат, сидящих с винтовками в руках в далеких окопах.