Записки прапорщика
Шрифт:
Бессмысленна атака вчерашнего дня и достигнутые успехи. Австрийские части, получив за ночь подкрепление, перешли в контрнаступление и выбили русских из Зборова. Наши отступили с большими потерями. Получено распоряжение штаба армии прекратить наступление и обороняться на своих участках.
– Позор, предательство, подлость!
– кричит Музеус, комкая полученную телеграмму об отказе финляндцев идти в наступление.
– Христопродавцы, изуверы, предатели!
К вечеру в дивизионном комитете стали известны подробности о поведении Финляндской дивизии. В этой дивизии, из которой в свое время приезжал к нам прапорщик Крыленко, оказалось много большевиков.
В дивизии всюду идут митинги. Из штаба армии грозят расформировать дивизию как покрывшую себя позором.
В дивизионном комитете получены сведения, что один из корпусов, расположенный в Кременце, который должен был выдвинуться на позиции, отказался выполнить приказ. Один из полков этого корпуса расформирован, а люди разосланы на пополнение в другие части.
Не понимаю, зачем производят расформирование? Если один полк или дивизия не хочет наступать (другие же наступают!), то и черт с ней, пускай временно задержится в тылу. Но если из такой дивизии людей рассылают в другие части, то этим вливают агитаторов в верные правительству войска.
25 июня наша дивизия продвинута на смену бывшей в наступлении дивизии 8-го корпуса. Заняли позиции под Зборовом. О дальнейшем пока ничего не слышно.
Провал июньского наступления обсуждается во всех комитетах.
– А ведь правильно, - говорят солдаты, - с какой стати нам сейчас наступать? Будем держать свои границы и не пускать неприятеля в Россию. Если немец пойдет на Россию, уж тогда... А так чего нам к ним лезть?
В этих рассуждениях есть логика.
Панков привез большое количество литературы из Киева. У нас получилась приличная библиотека, для которой я выпросил в 11-м полку парную повозку. Когда же останавливаемся на одном месте надолго, книги выгружаю из повозки в хату и представители полков могут приходить и свободно брать их для чтения.
По распоряжению штаба корпуса от нас убрали Калиновского "за вредный образ мыслей" и направили в распоряжение штаба Киевского округа. Некоторые офицеры завидуют: поговорил человек о том, что наступать не следует, и получил спокойную службу в тылу. Этак каждый рад будет в тыл отправиться.
Вернувшийся с Всеукраинского съезда прапорщик Боров рассказывает:
– Русские газеты врут, ни о какой самостийности украинцы не думают. Была отдельная группа самостийников, но их съезд осудил. Съезд стоит на точке зрения федерации и в первом пункте принятого "Универсала" прямо говорит, что развитие Украины немыслимо без единения с Россией.
– А для чего формировать национальные части?
– Обязательно. К окончанию войны на Украине должна быть подготовлена самостоятельная армия.
– А зачем иметь отдельную армию для Украины, когда можно иметь одну общую для Федерации?
– А потому, что украинцы должны проходить военное обучение на своем родном языке.
– Не разделяю я вашего мнения, Боров, думаю, армия все же должна быть одна. А то при наших ста народностях в России будет сто различных армий. Черт знает что получится!
– Да,
Дальше Боров рассказал, что в Киеве создана специальная организация, разрабатывающая положение об украинских частях. Имеется в виду реорганизовать ряд украинских корпусов Юго-Западного фронта, в которых преобладают украинцы.
– Из семнадцатого корпуса намечено превратить в украинский наш одиннадцатый полк. Сначала предполагали всю дивизию, но потом решили, что сразу трудно справиться с крупным формированием.
– Куда же я-то денусь?
– пошутил я.
– В украинцы, что ли, мне обращаться или удирать из полка?
– Что же, можешь украинцем заделаться. Вот у меня Морозов - секретаръ украинского комитета, а сам туляк. Нужно только язык знать.
* * *
Керенский издал приказ о присвоении частям, принимавшим участие в наступлении 18 июня, почетного звания "полков 18 июня". Наш 11-й полк этого звания не получает, так как из частей 3-й дивизии некоторое участие принимал в наступлении лишь 12-й полк.
Введено новое высшее отличие для офицерского состава: офицер, отличившийся в войне за революционную Россию, будет награждаться солдатским Георгиевским крестом.
В 12-м полку чуть ли не все офицеры представлены к солдатскому Георгию.
Тарнопольский прорыв
Июль 1917 года
Пятого июля у меня очередное собрание крестьянского комитета с представителями от рот. Член комитета Лукашин поставил вопрос о нашем отношении к наступлению.
– Все комитеты, - говорит Лукашин, - выносят постановления о том, нужно наступать или нет. Наша организация, объединяющая солдат-крестьян, не может остаться безразличной к этому вопросу.
– Что ж, прошу высказываться, - предложил я.
– Кто хочет говорить по этому вопросу? Молчание.
– Видно, вам, товарищ Лукашин, придется.
– Хорошо, буду говорить я, - сбросив фуражку, согласился Лукашин. Вот что, товарищи. У нас в артиллерии обсуждался вопрос об отношении к наступлению и к братанию, потому что нас, артиллеристов, заставляют стрелять по своей же братии, когда она выходит из окопов для братания. Первое время мы выполняли это распоряжение. Потом обсудили на своем комитете и решили, что стрелять не должны, потому что солдаты имеют право брататься. Солдаты братаются не с офицерами. Нам нужно, товарищи, объединиться с крестьянами всего мира. Да и как мы будем стрелять по противнику, когда он по нас не стреляет? Ну, уж если сами австрийцы начнут палить, то и нам волей-неволей придется, а отсюда, товарищи, значит, что наступления больше быть не должно. Оставайся на своих позициях - и только. А уж если на нас будут напирать, тут придется не жалеть ни снарядов, ни пуль, ни своих жизней. Правильно я говорю, товарищи?
– Правильно, правильно!
– закричали со всех сторон.
– Кто еще хочет высказаться?
– спросил я, но на меня стали напирать с криками:
– Чего тут говорить! Лукашин правильно сказал. Довольно стрелять!
Долг прапорщика заставлял меня выступить против предложения Лукашина, но втайне я чувствую, что он прав. Стрелять по братающимся нельзя, а раз нельзя стрелять по братающимся, то с какой стати переходить в наступление? Совершенно ясно, что каждому из нас хочется остаться в живых и как можно скорее войну кончить. Все равно серьезного наступления, которое бы привело к окончанию войны, мы сделать не в состоянии. Это прекрасно показал опыт наступления 18 июня. И я предложил Лукашину составить резолюцию.