Записки прапорщика
Шрифт:
– Вам надо будет переговорить с председателем Совета.
Дождались председателя Забитского. Человек лет тридцати, по виду интеллигент, как потом мы узнали, левый эсер. Болезненно морщась, он выслушал наш план и просьбу дать помещение и разрешение на прямой провод для разговора со ставкой.
– Насчет помещения вы обратитесь к коменданту товарищу Лукину. А разрешение на прямой провод - пожалуйста.
Он написал записку.
Идем к коменданту. Высокий красивый матрос, одетый в овчинный полушубок, с залихватской папахой на голове. Выслушав нашу просьбу, предложил целую гостиницу
– Куда же нам так много?
– Как - куда, ведь вы же будете формировать части, так вам одной гостиницы не хватит.
– Мы будем формировать части, если нам это разрешит главковерх, а пока мы хотели бы ограничиться несколькими комнатами. Комнаты две для дел и комнат пять для нас самих.
– Не хотите, навязывать не буду. Идемте.
Захватив с собой нескольких матросов, Лукин отправился вместе с нами вверх по центральной улице к большой гостинице, при которой имелся и ресторан. Поставив около двери матросов, Лукин вошел в ресторан, вызвал хозяина и громким голосом отдал распоряжение немедленно закрыть торговлю. Жильцов выселить в часовой срок, ресторанное имущество и имущество гостиницы конфискуется. Ключи от помещений с провизией и спиртными напитками передать ему.
Хозяин растерялся.
– Слышали, что я сказал?
– прикрикнул Лукин.
– Товарищи, как ж я могу так быстро?
Лукин обратился к публике, в изобилии сидевшей за столиками ресторана, и зычным голосом крикнул:
– Марш отсюда! Через три минуты чтобы никого! Посетители схватили свои шапки и, толкая друг друга, бросились к выходу.
– Покажите номера!
– обратился Лукин к хозяину.
Пошли по гостинице, которая имела около пятидесяти номеров.
– Кто здесь? Мародеров и спекулянтов в подвал! Служащий? Зачем приехал? За справками? В подвал для выяснения!
– быстро распоряжался Лукин.
Человек тридцать жильцов Лукин отправил в сопровождении двух матросов в Чрезвычайную комиссию. Было несколько семей, которым Лукин дал разрешение задержаться в гостинице до подыскания себе квартиры в течение трех дней.
– Вот, товарищи, - обратился к нам Лукин, - выбирайте любые номера.
Мы взяли правое крыло, восемь комнат. Хозяин вручил нам ключи, и мы тотчас же командировали Антонова на вокзал заняться перевозкой имущества. Мне в эту гостиницу переезжать не хотелось, и я попросил Лукина дать мне ордер на право бесплатного пользования номером в тех меблированных комнатах, в которых мы остановились накануне.
Устав за день, я рано лег спать. Около часа ночи раздался сильный стук в дверь. Открыл. В коридоре стояла группа вооруженных красногвардейцев.
– Вам что угодно?
– Ваши документы! Я показал.
– Есть оружие?
– Нет.
Вошедшие не удовлетворились моим ответом и произвели поверхностный осмотр моей комнаты. Ничего не найдя, ушли. Наутро рассказал об этом Лукину.
– Мы почти каждый день производим осмотр гостиниц, сейчас так много наезжает всякой сволочи, контрреволюционных агентов и шпионов...
На другую ночь я снова был разбужен стуком. Снова осмотр документов и комнаты. Это повторилось еще. Надоело. Я попросил Лукина дать мне охранную бумажку,
Я приколол бумажку к наружной двери, и с этих пор ночные визиты прекратились.
Имея разрешение Забитского на переговоры по прямому проводу, я отправился на телеграф, вызвал к аппарату главковерха Крыленко. Вместо Крыленко подошел его адъютант: "Что вам угодно? Я доложу главковерху и тотчас же сообщу ответ".
Я передал: "Наш исполнительный комитет крестьянских депутатов Румчерода выехал из Кишинева в Курск. Постановили обратить свои силы и знания на формирование в Курске новых красногвардейских частей. Материалом для этих частей должны явиться проходящие в большом количестве через Курск демобилизованные солдаты. Для того чтобы нам вести эту работу, мы просим разрешения и соответствующих указаний курскому Совету".
Через несколько минут получил ответ такого содержания: "Главковерх не возражает против организации вами красногвардейских частей в городе Курске из проходящих демобилизующихся солдат. Вместе с тем главковерх указывает, что им сейчас издан приказ об организации специальных военных комиссаров при местных Советах, на которых возлагается дело формирования новой Красной Армии. Вам надлежит связаться с местным Советом и руководствоваться указанным приказом главковерха".
Выдвинули меня докладчиком в курский Совет.
Святенко предложил организовать связь с харьковским большевистским правительством, в частности с главнокомандующим украинского фронта Антоновым-Овсеенко.
– Я думаю, лучше всего поехать мне, я украинец. Если поедет русский, могут быть недоразумения.
– Я бы тоже хотел поехать, - выступил Дементьев, - украинским я немного владею, документы можно сфабриковать или Лукин даст, отобрав у какого-нибудь спекулянта или контрреволюционера.
На другой день после отъезда Святенко и Дементьева попросились в отпуск другие товарищи.
Прошла неделя. Никто не вернулся.
Ликвидировали комитет. Сергеев уехал к себе, я - в Питер для сдачи дел.
В Петрограде
Неделя уже, как болтаюсь в Питере, освобождаясь от дел Совета крестьянских депутатов румынского фронта. Кроме протоколов нашего комитета, денежных отчетов и другой бумажной рухляди на моих руках серебряные Георгиевские кресты, пожертвованные солдатами в пользу революции, и около трехсот рублей.
Несколько дней ходил из комнаты в комнату Смольного в поисках учреждения, которое приняло бы от меня дела. Наконец решил отправиться лично к Спиридоновой.
Она приняла меня в своем кабинете, в левом крыле Смольного института, в котором размещена крестьянская секция. Я представлял себе Спиридонову совсем иной: крупной, энергичной, красивой девушкой, со следами страданий и мучений, вынесенных ею в царских тюрьмах и ссылках.
Передо мной же оказалась небольшого роста, хрупкая женщина лет тридцати двух, с изможденным сероватым лицом, впавшими, выцветшими глазами, которые моментами казались белыми, нервным лицом, передергивавшимся во время разговора. Пенсне ее часто падало.