Записки русского интеллигента
Шрифт:
В день Мурочкиных именин вся отузская компания приезжала к нам в Коктебель. К обеду я раздобыл местного чудесного розового муската. Обедали все в столовой при даче, а пить чай Мария Адриановна предложила у себя и во время чаепития сама устроила целое представление – пела свои знаменитые «Кремлёвские колокола»: голосом изображала перезвон колоколов и бой часов Спасской башни. К этому номеру был составлен кем-то довольно фривольный текст. Очень жалею, что не записано это на пластинку или на плёнку: вещь совершенно неповторимая. Потом Мария Адриановна изобразила целую балетную сцену. Трудно было поверить, что ей было тогда далеко за шестьдесят, если не все семьдесят {679} .
679
Летом 1928 года Марии Адриановне Дейша-Сионицкой было 68 лет (родилась 22 октября 1859 года).
Самое
680
Максимилиан Александрович Волошин умер 11 августа 1932 года в Коктебеле, где и был похоронен, но только не на Карадаге, как ошибочно утверждает мемуарист, а в трёх километрах от дома на холме Кучук-Енишар (167 метров над уровнем моря).
681
Мария Адриановна Дейша-Сионицкая умерла 25 августа 1932 года, практически в одно и то же время с Волошиным.
Чаир
Летом 1929 года мы, опять пользуясь бесплатным проездом, ездили в Крым. С нами ездила и Лёля Власова-Михайлова. Маршрут был не совсем обычный: от Москвы до Бахчисарая по железной дороге, далее на лошадях через Ай-Петри, не заезжая в Ялту, к конечной цели Чаиру, бывшему имению жены великого князя Николая Николаевича Анастасии Николаевны. Там в хорошо обставленном частном пансионе мы прожили недели две. Затем на автомобиле доехали до Севастополя и поездом вернулись домой.
Часов в 5 утра 27 июля мы прибыли в Бахчисарай. Остановились в, кажется, единственной бахчисарайской гостинице «У фонтана». Она была выстроена в совершенно восточном стиле, все номера двух этажей выходят на веранды, окружающие внутренний дворик. Посреди двора находился фонтан – просто небольшой источник, из которого стекала вода в водоём, выложенный камнем. В Крыму все источники почему-то называются фонтанами. Возле источника – громадная виноградная лоза, листва которой закрывает весь внутренний двор, создавая живописный потолок. Сама гостиница более чем скромная и известностью пользуется только благодаря этой виноградной лозе.
Мы отдохнули, позавтракали и отправились осматривать остатки ханского дворца, который, несмотря на разрушения, сделанные временем [63] , всё ещё привлекателен, теперь уже больше по воспоминаниям о «Бахчисарайском фонтане» Пушкина {682} . Есть ещё прекрасное описание Бахчисарая в воспоминаниях Пассек {683} – воздух напоен запахами роз и, хотя ханов уже не было, Бахчисарай оставался столицей ханского царства. Но это было сто лет назад. Теперь всё поблёкло.
63
Дворец и его реликвии – ханская мечеть, зал заседаний ханского совета и фонтан слёз, в котором капля за каплей всё ещё капала вода – обветшали и производили впечатление забытого кладбища. – Прим. В. Д. Зёрнова.
682
Поэма А. С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» (1821–1823).
683
По-видимому, речь идёт об издании: Пассек Т. П. Из дальних лет. Воспоминания / Под общ. ред. А. В. Луначарского. Вст. статья и комментарии И. Я. Свистунова. [М.]: Academia, 1931.
Часов в двенадцать мы все вшестером выехали на просторной линейке. Сначала дорога шла голой степью, но вскоре побежала по плодородной долине реки Качи между изгородями, за которыми виднелись деревья с соблазнительными фруктами – яблоками, грушами, сливами, грецкими орехами и винными ягодами. На полпути до Ай-Петри возвышается дворец «Коккозы» («Голубой глаз»), выстроенный князем Юсуповым, графом Сумароковым-Эльстон в чудесной горной местности в качестве «охотничьего домика» для приёма царской фамилии, когда высочайшая компания приезжала из Ливадии охотиться в эти места. Дворец и вправду был весь выдержан в голубых тонах и украшен изображением голубого глаза {684} .
684
Коккозы –
«В левой стене у главного входа в здание устроен оригинальный пристенный фонтан Голубой глаз в виде неглубокой стрельчатой ниши, облицованной майоликовыми плитками зеленоватого цвета разных оттенков, как бы имитирующих татарский коврик – плахту. Верхняя часть арки украшена пышно орнаментированной прямоугольной каймой голубых тонов. В центре „плахты“ помещено керамическое изображение стилизованного голубого глаза, из слезницы которого стекает в приёмный бассейн струйка кристально чистой родниковой воды, подведённой сюда из горного источника и пользующейся славой целебной. Способ архитектурной обработки фонтана – дань автора модерну, стилевой моде того времени (начало XIX в.), а сама идея Голубого глаза связана с легендарным происхождением названия села: Коккоз в переводе с татарского – голубой глаз» (Крикун Е. В. Памятники крымскотатарской архитектуры (XIII–XX вв.). Симферополь, 1998. С. 90–91).
В предвоенные годы дворцовые строения попеременно занимали: школа, сельсовет, клуб и музей, а после войны – турбаза и школа-интернат. В годы немецко-фашистской оккупации Крыма (1941–1944 гг.) на территории бывшего Юсуповского дворца базировалась контрразведывательная немецкая часть с офицерским казино.
Наш извозчик уверял, что мы засветло доберёмся до вершины Ай-Петри. Но начался довольно крутой подъём, ехать пришлось шагом. Скоро стало очевидным, что засветло мы никак до Ай-Петри не доберёмся. Ущелья и горы, покрытые лесом, тонули в розовом свете заката. Сделалось очень свежо, так что мы все, кроме Катёнушки, шли пешком, обгоняя лошадей. Дорога вилась всё кверху через лес. Воздух напоён был запахом какой-то цветущей «омелы», напоминающей душистый жасмин. Когда окончательно стемнело, по всему лесу вдруг, словно свечи, зажглись маленькие огоньки – светляки (жуки); «свечи» зажглись в траве и на ветвях деревьев, точно в опере «Сказание о граде Китеже» {685} ; обстановка была просто волшебная: тёмный лес, душистый чудный воздух и повсюду дрожащий свет южных светляков.
685
Неполное название оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (1904).
Китеж – город русских народных преданий, скрывшийся под землёй во время нашествия Батыя.
На его месте образовалось озеро Светлояр, и только избранные могут слышать иногда звон его церквей.
Наконец мы выехали из леса на плоскогорье Яйлы и часов в десять достигли турбазы, расположенной на самом перевале. Турбаза оказалась битком набита экскурсантами. Ночевать в ней не было никакой возможности. Рядом с базой помещалась метеорологическая станция, и я обратился к её директору. Он оказался исключительно любезным человеком, притащил в лабораторию несколько тюфяков и просил нас воспользоваться этим приютом. Спали мы, конечно, не важно, тем более что в этом же помещении спали два практиканта и один из них жутко храпел, но все остались довольны, что не пришлось всю ночь маячить под открытым небом.
Перед тем как укладываться спать, мы любовались со специально устроенной площадки сиявшей электрическими огнями Ялтой, которая была видна как на ладони, причём прямо под площадкой на расстоянии по отвесной линии в целый километр, а дальше – безбрежное море, но его в темноте не видно.
Рано утром, напившись чаю с красным вином (по поводу моих именин), которым мы запаслись в Бахчисарае, поехали по замечательному спуску через вековые сосновые леса. У водопада Учи-Су сделали привал, фотографировались. Не заезжая в Ялту, мы повернули вправо по Севастопольскому шоссе и по нижней дороге через виноградники мимо Ливадии и Ореанды подъехали к Чаиру. Помещение нам было обеспечено заранее, но не во дворце, а во флигельке, сплошь увитом плющом. В Чаире этим летом жил А. В. Щегляев, племянник Е. А. Богуславской, который только что женился на писательнице Агнии Барто. С ними мы списались, и они наняли нам это помещение.
Чаир знаменит, прежде всего, своими розовыми плантациями, и дворец, и флигель окружены ими. Выращенные здесь розы отправляют для продажи в Ялту. Около дворца имелся и обыкновенный цветник, а на самом краю над морем красовалась великолепная галерея, увитая вьющимися розами, и чудесная эспланада с двумя сходами к морю, вырубленными в скале. К сожалению, эти сходы, да и группы лавров в саду были сильно загрязнены: в Чаир постоянно приходили экскурсии из соседних домов отдыха, а никаких «удобств» для многочисленных посетителей предусмотрено не было, так что каждое укромное место использовалось для соответствующего употребления. Это были результаты поспешной пролетаризации Южного берега Крыма.