Записки русского интеллигента
Шрифт:
До начала августа мы прожили в Дубне. Именно в начале этого лета я получил некоторую сумму денег за издание папиной «Анатомии» {660} и почти всё истратил на ремонт дубненского дома [61] . Мы выехали числа 27 или 28 июля. Я с волнением ожидал, когда появится полоска моря перед Севастополем по правую сторону железной дороги и какое произведёт впечатление на ребят, но и Митюня отнёсся довольно равнодушно к «свободной стихии», и девочки в восторг не пришли. Да, с морем надо сначала познакомиться близко, тогда эта полоска на горизонте может вызвать и волнение.
660
Речь идёт о 13-м издании трёхтомного труда Д. Н. Зёрнова «Руководство описательной анатомии человека» (М., 1890–1892), вышедшем в издательстве Сабашниковых в 1924–1926 годах.
61
За
В замечательной панораме «Оборона Севастополя» {661} мы были на обратном пути. В своей жизни я видел две панорамы. И обе оставляли громадное впечатление. Первая, ещё в мои гимназические годы, «Голгофа» Яна Стыка была устроена в здании около Московского цирка на Цветном бульваре {662} . Обе панорамы устроены были одинаково. Зрители помещаются на возвышении посредине громадного цилиндрического здания – как бы на плоской крыше дома, на первом плане постройки и фигуры изображены в натуральную величину, а второй план и даль изображены на огромном полотне, охватывающем всё здание. Получается впечатление полной реальности {663} .
661
Монументальный исторический памятник, увековечивший героизм защитников Севастополя во время Крымской войны 1853–1856 годов, работы известного русского художника-баталиста, академика Петербургской Академии художеств Франца Алексеевича Рубо (1856–1928). Над огромным живописным полотном (длина 115 м и высота 14 м) художник работал с 1901 года по 1904 год в специально оборудованном круглом павильоне в Мюнхене, там же готовился и предметный (натурный) план общей площадью около тысячи квадратных метров. Для всеобщего обозрения панорама была открыта 27 мая 1905 года.
662
Ян Стыка (1858—?), польский живописец-монументалист; учился в Венской академии художеств, в Риме и у Яна Матейки (1838–1893) в Кракове; автор ряда картин на библейские сюжеты, серии палестинских этюдов и иллюстраций к «Quo vadis» Генрика Сенкевича (1846–1916), а также популярных художественных панорам.
Выставка-панорама Я. Стыки «Голгофа» на Цветном бульваре в Москве открылась 12 ноября 1900 года, вызвав жаркую полемику в печати, упрекавшей автора в профанации религиозного сюжета (см.: Московские ведомости. 1900. 18 декабря). В 1911–1913 годах панорама «Голгофа» демонстрировалась также и в Саратове в специально построенном для этого круглом здании на Митрофановской площади (на месте нынешнего сквера на пересечении улицы Вавилова и Мирного переулка). В 1912 году здесь же была развёрнута новая картина-панорама Я. Стыки «Мучения христиан в цирке Нерона», фрагменты которой сохранились в репродукциях на старых открытках (см.: Максимов Е. К., Сафронов Ю. А. Старый Саратов на фотографиях и открытках. Саратов, 2004. С. 214–215).
663
Делясь полученными от посещения панорамы «Голгофа» впечатлениями, корреспондент «Саратовского листка» писал: «В здании тихо. Царит полумрак. Входите на круглую площадку, устроенную в центре панорамы на возвышении, и перед вами открываются Палестинские дали, синеющие горы, песчаные холмы, сливающиеся на горизонте с голубым небом. Перед вами – Иерусалим и его окрестности, толпы народа, Голгофа с тремя крестами.[…]
Вид Иерусалима и его окрестностей срисован с купола храма Гроба Господня. Художник перенёс на полотно всю открывающуюся перед ним панораму. Это полотно, длиною в 146 аршин, натянуто на стенки круглого здания сплошной лентой. […] Художник достиг больших результатов: в картине много света, воздуха.
Нижний край полотна переходит в рельефные изображения предметов, в декорации, в «натуру». Грань, отделяющую картину от „натуры“, нельзя уловить сколько бы вы ни напрягали зрения. […] Во всей картине много движения, жизни. Она погружена в полумрак, ибо изображает момент конца затмения, бывшего „от шестого часа до часа девятого“» (Саратовский листок. 1911. 3 мая).
Далее из Севастополя ехали местами, где когда-то происходили бои и где осталось лежать много и наших, и врагов – и все они объединены общей участью. Наконец, по плохому шоссе, идущему зигзагами, мы потихоньку спустились к дачному посёлку. Дачка оказалась очаровательной. Буквально в одной минуте от берега моря. А лес – до самой воды. Очень милое семейство Лобко – там была его жена с двумя детьми. Нам предоставили две комнаты. Правда, никакой обстановки в комнатах кроме топчанов не было. Набили соломой мешки – вот и вся обстановка. Но элементарность обстановки вполне искупалась чудесной нетронутой природой и дивным морем. Имелись отдельные маленькие пляжи, отгороженные друг от друга скалами. Был и более просторный общий пляж, но все предпочитали отдельные маленькие пляжи, где можно было купаться без специальных купальных костюмов. Питались мы в центральной даче. Кормили не Бог знает как, но зато это стоило какие-то гроши – чуть ли не по рублю в день с человека. Была и лавчонка, где можно было кое-что подкупить.
Я, конечно, скоро перезнакомился с множеством
Прожили мы здесь недели две и решили ещё прокатиться через Байдарские ворота до Алупки, где жила в этом время Наташа Власова. Рано утром 28 августа мы на линейке выехали в Алупку. К селению Байдары мы проехали через какую-то деревушку и через Байдарские ворота к Форосу и дальше прямо до Алупки. Наташа писала нам, что в Алупке чудно и что её хозяева живут чуть ли не во дворце, но оказалось, что «дворец» – это двухэтажный довольно грязный дом. Алупкинский чудесный парк весь вытоптан отдыхающими, которые в одних трусах сидят под лаврами и олеандрами и играют в «три листика»; в маленьких прозрачных озерках, на тихих водах которых, бывало, плавали лебеди, теперь валяются консервные банки. Двадцатые годы были ещё временем, когда изгонялся старый дух аристократического Крыма. Несмотря на всё, самая поездка была интересна.
В Алупке мы переночевали одну ночь и во второй половине дня 29 августа двинулись обратно. Ночевали в Байдарах. Наш извозчик-татарин привёз нас к своим знакомым. У татар всегда было чисто и они всегда были приветливыми и радушными хозяевами.
Я, как всегда, записывал все расходы до копейки. Трёхнедельное путешествие обошлось в 200 рублей – по 40 рублей на человека.
1927 год. Гагры
Летом 1927 года мы опять жили в Дубне, а в августе проехали по Кавказскому побережью, где я сам никогда не бывал. Гагры – это бывшее имение принца Ольденбургского, в нём сохранился его дворец, превращённый в санаторий, и несколько гостиниц. Самая привлекательная гостиница – «Деревянная», или «Гагрипш», у самого парка. Она была куплена принцем Ольденбургским в Париже после выставки 1900 года и в разобранном виде на пароходе доставлена в Гагры, где и поставлена на новый фундамент.
В Старых Гаграх есть турбаза – в громадном здании бывшей гимназии, которую основал и содержал прежде Ольденбургский для больных детей. Этой турбазой заведовал муж падчерицы А. М. Кезельмана. Её мы на всякий случай известили о нашем приезде. Доехали мы благополучно до Сочи, тогда железная дорога доходила до Адлера, но из Сочи непосредственно в Гагры ходили открытые автобусы. Нам удалось сейчас же получить места в автобусе, так что Сочи мы совсем почти не видали.
Уж совсем стемнело, когда мы приехали в Старые Гагры. Везде огоньки, ярко освещённые электрическими лампочками палатки, заваленные разными фруктами. Всё производило театральное впечатление. Мы взяли извозчика (линейку) и велели везти нас в турбазу. По дороге увидали «Деревянную гостиницу», которая была вся ещё освещена, но мы почему-то не попытались зайти туда и сразу устроиться. Бывшая гимназия, а теперь турбаза, располагалась на выезде из Старых Гагр. Подъехали мы к ней в полной темноте. Взяв в руки вещи, стали взбираться по довольно крутому подъёму. Кто-то шёл нам навстречу. Оказалось – это как раз Наташа, падчерица А. М. Кезельмана.
Роскошное когда-то помещение гимназии в новом своём оформлении было чрезвычайно запущено. Кровати все поломаны, просторные умывальные и ванные помещения загажены, канализация испорчена. По спальням бегают крысы! Я с Митюней поместился внизу в мужском отделении на сломанных кроватях, а Катёнушка с девочками – в женском наверху, где и сломанных-то кроватей не было, так что пришлось стелить прямо на полу. Ночью через них то и дело бегали крысы. За ночёвку взималась ничтожная плата, но задерживаться на этой турбазе было невозможно. Утром нас тоже по дешёвке покормили завтраком. Мы с Митюней сбегали к морю и выкупались.
Тотчас после завтрака я отправился к «Деревянной гостинице». Заведующий, весьма приятный человек, попенял мне, что я не сразу обратился к нему. Обедали мы уже в этой «Деревянной гостинице», в громадном ресторане совершенно европейского стиля.
Мы наслаждались, главным образом, чудесным купаньем. На пляже народу было очень мало. Далеко мы никуда не ходили. Один раз только гуляли по ущелью «Гагрипш», где, собственно, расположено небольшое селение Старые Гагры. В Мурочкины именины ходили в церковь – восстановленную церковку постройки III века в стиле старинных грузинских храмов.
Встретили мы Т. П. Кравца, который жил в даче хирурга С. П. Фёдорова. Это превосходно расположенная дача, вся белая, над Гаграми, к ней ведут две зигзагообразные лестницы. Кравец был у нас, и я бывал у него. Однажды застал и самого С. П. Фёдорова, о котором у меня сохранилось самое лучшее воспоминание, я помнил, как он относился к болезни папы. Тогда он был ещё совсем бодрый, интересный, любил посидеть с дамами в ресторане за бутылкой красного вина и нередко выходил из «Гагрипша» немного «под шафэ». Позже он, правда, как-то вдруг сильно ослабел и вскоре умер {664} .
664
См.: коммент. 415.