Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946
Шрифт:
Чем можно объяснить выдающиеся боевые качества бойцов морских бригад?
Рискуя вполне обоснованно быть обвиненным в дилетантизме, выскажу несколько соображений, порожденных собственными наблюдениями и многочисленными беседами со сверстниками-ветеранами.
Огромную, иногда и решающую роль в боевой обстановке играла личность и поведение командира. Флотские командиры морских бригад формировались службой на боевых кораблях. Там судьбы командира и экипажа тесно связаны: гибель в бою корабля — гибель и экипажа, и его командира.
И, оказавшись на суше, эти командиры сохраняли
Корабельная служба формировала особые свойства «флотского характера». Постоянное пребывание в ограниченном пространстве корабля и в тесном матросском кубрике требовало проявления взаимной терпимости и формировало особый «моряцкий» характер. Его черты:
— спаянность морского братства («братишки»), готовность прийти на помощь «своему» в любой обстановке («полундра»);
— особенная лихость, бравада, раскованность с элементами показной приблатненности;
— убежденность в превосходстве своего рода войск.
Эти черты прослеживаются в литературе довоенных и военных лет (Л. Соболев, А. Новиков-Прибой, В. Вишневский). Они легко различаются в довоенном фильме «Мы из Кронштадта».
Мне кажется, что немалую роль играли методы формирования морских бригад по сравнению с другими родами войск. Моряки, направляемые флотом для участия в боях на суше, составляли подразделения, спаянные совместной службой на кораблях. Их возрастной состав был примерно одинаков.
Пополнения сухопутных войск поступали из запасных полков и пересыльных пунктов маршевыми ротами, состав которых формировался случайным образом из людей, ранее никогда вместе не служивших, относившихся к разным возрастным категориям: призывники старших возрастов и только что достигшие призывного возраста, поступавшие из госпиталей бывалые фронтовики.
Вероятно, определенное влияние оказывал и образовательный уровень моряков. Как правило, он был значительно выше, чем в других родах войск: служба на боевых кораблях, связанная с обслуживанием сложной техники, требовала минимального уровня общеобразовательной подготовки. Значительная же часть красноармейцев в стрелковых дивизиях, в лучшем случае, окончили начальную школу (школа первой ступени — три класса), церковно-приходские школы или курсы ликбеза, были и совсем неграмотные крестьяне.
Полагаю, специалисты-историки найдут, чем дополнить или как опровергнуть мои соображения.
Такова «ода» старого кавалериста соратникам-морякам.
В казарме — длинном одноэтажном бараке — те же нары, что в пересыльном пункте Казани, правда двухэтажные. Теснота и духота. Кормили плохо. Наиболее калорийной частью рациона питания была пайка хлеба — 650 граммов. Курильщики страдали от отсутствия табака. Дневная порция позволяла завернуть лишь 4–5
После нескольких дней ожидания, наконец, в составе небольшой группы из пяти человек получил направление в Ковров, в запасный кавалерийский полк. Двое из нас — бывшие кавалеристы, выписанные из госпиталя, один — казах, старший сержант, ранее служил в пехоте, но природный кавалерист, с детства приученный к лошадям, другой — только что мобилизованный житель Петушков, адвокат, и я. Почему меня сочли пригодным для службы в кавалерии, можно только гадать. Возможно, сыграли роль мои злополучные краги, придававшие мне вполне кавалерийский вид…
Ехать нам следовало самостоятельно. Выдали нам аттестаты, по которым нужно было в Москве получить сухой паек, и мы отправились. Разговорившись, приняли к исполнению такой план: житель Петушков пригласил всех к себе переночевать, после чего отправиться по месту назначения. Имея в виду то, что направления нам были выписаны каждому индивидуально, я не присоединился к адвокату и поехал в Москву в одиночку.
Я не знал, что близкие друзья моих родителей Рогожкины не уехали в эвакуацию, и не решился ехать к ним в Лосиноостровскую. Но в Москве оставалась знакомая моих родителей еще по ссылке Мария Карповна Калинина, занимавшая какой-то важный пост в Наркомате продовольствия, возглавляемого Микояном. В 1930 году, будучи проездом в Москве, мы с отцом и матерью посетили ее, в то время обучавшуюся в Тимирязевской академии. Она жила с мужем, впоследствии застрелившимся, бывшим моряком, и дочерью Волей в комнате общежития. Помню, как меня за какой-то проступок выставили в коридор, где я ревел, вызывая сочувствие соседей. Затем мы гуляли в парке академии. Во время пребывания в Ростове Калинина жила в Новочеркасске, работала там директором сельскохозяйственного техникума. Она часто посещала Файкиных, и я несколько раз гостил у нее в Новочеркасске.
Узнав через справочное бюро адрес Марии Карповны (Большой Комсомольский пер., д. 6, здесь жили многие ответственные работники наркоматов), я вечером явился к ней. Открыв мне дверь, она, побледнев от неожиданности, воскликнула: «Борис!» В те годы я был очень похож на отца.
Переночевал у нее, очень вкусно поел, казалось, давно забытым домашним варевом, утром отправился получить причитающиеся по аттестату продукты и сел на поезд, следовавший с Курского вокзала. Через несколько часов с был уже в Коврове.
Радио-кавалерийская наука
Мы красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ…
На вокзале дежурный военной комендатуры (запомнился своей колоритностью — однорукий капитан с общевойсковыми полевыми погонами и буденновскими усами, но лысый или чисто выбритый), взглянув на мои проездные документы, сказал:
— У меня провожатых нет, сам дойдешь, не заблудишься. Поднимись на горку, что за вокзалом, и топай по улице, прямо ведущей от него вверх. Через полчаса ходу увидишь справа КПП 2-го кавалерийского полка.