Записки сержанта
Шрифт:
– При чем здесь доволен не доволен?
– Скажи, этично вмешиваться в семейную жизнь? Мало ли что может быть в семье. На то она и личная жизнь, чтобы в нее никто не совался. Я так считаю.
– Леонид Иванович, а если бы Валиев позвонил, ты бы дал ему отгул?
– Валиев не первый раз уже приходит на работу с похмелья. Я его уже предупреждал. Я, Олег, уважаю тебя за прямоту, но лезть в семейную жизнь – это нехорошо, грязно, я бы даже сказал. Сегодня, Олег, ты явно перестарался.
Чебыкин оставался при своем мнении.
Валиев, Пашков,
– Ладно, попросит он меня после работы задержаться… – грозился Пустеев. – Пусть лучше не подходит ко мне.
– Говорил я вам: хватит! Нет, давай еще возьмем. Ну и взяли! – сердился Пашков. – Хорошо, мы с Анатолием в десять часов ушли. Выспались. Да?
Бушмакин ничего не ответил.
– Если бы я знал, что все так получится, я бы вас не отпустил.
– Сергей, не бери в голову. Ну выпили, ну и что? – нисколько не жалел Пустеев о случившемся. – Вчера вино только до четырех часов продавали.
– Что делается. Кто не работает – тот и пьет, – совсем расстроился Пашков. – Это же неправильно: сегодня – есть вино, завтра – нет. За вином давка!
– Тише ты, – заметил Валиев. – Все равно по-твоему не будет.
– Все, все, я больше не кричу. Люди работали, работали, и без заработка остались. Законы у нас какие-то не гуманные.
Пустееву с Валиевым не надо было стараться, работать: все равно тариф. Месяц безденежный, пропащий. Работать за просто так не было резона.
5
Ефимов с Чебыкиным были одни в конторке.
– Ну как можно лишить человека заработка, что он заработал? – никак не укладывалось это в голове Ефимова.
Он находился на больничном, когда проходило собрание.
– А ты, Антон, что предлагаешь? С Пустеевым я накануне разговаривал, предупреждал, чтобы он не пил. Я раньше еще мог отстранить его от работы, но думал, поймет человек. К тому же, коллектив лишил его КТУ, а не я.
– Получается, как в капиталистической стране?
– А что ты думаешь, нам у капиталистов надо учиться.
– …учиться хозяйствовать, но не обкрадывать людей, – поучительно заметил Ефимов.
– Выбирай, Антон, выражения. Я их деньги себе в карман не кладу.
– Все равно, как это… человек работал, работал и, выходит, –зря. Он же эти деньги заработал горбом своим. Ты лишил человека материального стимула. Зарплата – главный стимул в работе!
– Я с тобой, Антон, не согласен. А как тогда быть с удовлетворением в работе?
– Человек приходит на работу, чтобы заработать. Пойми ты это! За-ра-бо-тать!
– С одной стороны, ты, может, и прав, – задумчиво произнес Чебыкин, грызя карандаш. – Но не в деньгах счастье.
– Нехорошо все-таки получилось… Человек работал, работал, и раз – его лишили зарплаты. Не нравится мне все это. Подумай.
Ефимов встал. Он не считал разговор законченным, думал к нему еще вернуться. В споре рождается
Но ничего из этой затеи не получилось: собрание прошло неинтересно. Никто даже не выступил. Владислав, кажется, догадывался, отчего такая пассивность: не было главного активиста, вдохновителя, Боброва. Олег был на сессии. Он заочно учился в техникуме.
Большим событием в жизни коллектива цеха стали квартальные, иначе – приработок. За сверхплановую продукцию на восемьдесят рублей в среднем повысилась зарплата в цехе. У Вершинина за месяц вышло аж пятьсот руб. О такой зарплате можно было только мечтать. За такие деньги стоило работать. Следующие квартальные оказались скромнее. А еще через месяц приработка не стало. Предприятию был навязан стопроцентный госзаказ вместо восьмидесяти пяти процентов.
– Только рабочий человек поднял голову, свободно вздохнул, как его прижали. Треснули по голове, поддали коленкой под зад! – не скупился Чебыкин на выражения. – Рабочий человек опять во всем разуверился. Народ обозлен. Раньше как-то веселее было. А сейчас в праздник не слышно, чтобы пели. Не знаю, к чему мы придем.
– Что хотят, то и делают, – вторил Пашков Чебыкину. – Зачем тогда нужен был закон о госпредприятии, если его можно переиначить, кому как удобно?
– Я, Сергей, вот так понимаю, – имел Леонид Иванович на этот счет свое мнение. – Не все у нас за перестройку. Не всем она пришлась по душе. Много у перестройки врагов. Я, лично, верю Горбачеву. Правильную он ведет политику. Он за народ.
– Смешно даже… появились талоны на мыло. Водки не стало, и государство совсем обеднело. Повырубали весь виноградник. И кому лучше сделали? Кто захочет, тот напьется. «Все на борьбу с алкоголизмом!» – вывертывая губы, передразнивал Пашков нерадивых руководителей государства.
– А все-таки, Сергей, пьяниц меньше стало.
– …а преступность возросла.
– Преступность и раньше была большая. Только раньше все скрывали, утаивали. Народ был в неведении.
– До чего довели народ, скоты! Правильно один выступил на съезде, мол народ совсем обнищал. Прожиточный минимум в стране сорок рублей. Как на эти деньги прожить?
– Очень много у нас дармоедов всяких, прихлебал, – заговорил Бушмакин. – Я точно знаю, что на зарплату машину не купишь. Надо голодом сидеть.
– На спиртное у тебя, Анатолий, сколько уходит?
– Ну сколько? – легко догадался Бушмакин, к чему клонил Бобров. – Четыре, пять раз в месяц я беру спиртное.
– А в праздник – и того больше. Ну так вот, в год шесть бутылок… Это шестьдест-семьдесят рублей. Плюс табак. За десять лет ты мог бы купить машину, если бы не курил и не пил.