Записки Шанхайского Врача

Смольников Виктор Евгеньевич

Я сказал Лемперту, что англичане приглашают меня в свою фирму. Он поговорил с компаньонами и сообщил, что моя зарплата будет теперь шестьсот юаней. Англичане предложили мне тысячу плюс возможность клинической работы. Поскольку работу в лаборатории я воспринимал как вынужденную и посвящать свою жизнь изучению кала и мочи меня никак не прельщало, то я сказал Лемперту, что ухожу. В ответ он сперва страшно рассердился, но буквально через полчаса отошел и стал очень любезен. Он понял, что из этой английской поликлиники к нему идет большое количество заказов на анализы, поэтому ссориться со мной, а значит и с англичанами, ему просто ни к чему. Мы расстались друзьями.

В назначенное время я пришел в фирму «М», чтобы встретиться с моим новым шефом и его коллегами. Доктор Эрик Гонтлетт был старшим в этой фирме. Кроме него, там работали Бертон и Скуайрс. Это все, что осталось от большой поликлиники.

Поликлиника находилась в самом

шикарном здании на набережной. Встретились мы в кабинете Бертона. Около стола стоял Гонтлетт - высокий, худой, в белом пиджаке, рядом - молодой и красивый Скуайрс. Бертон сидел на кушетке для осмотра больных, положив одну ногу на кушетку, а другую, с протезом, спустив вниз. (Ему оторвало ногу во время битвы на Марне в Первую мировую войну). Разговор был короткий, поскольку Гонтлетт и Бертон хотели лишь посмотреть, как я выгляжу и как говорю по-английски. Гонтлетт сказал, что я могу начать работу с 1 октября 1941 года и они берут меня на шесть месяцев (обычный испытательный срок). Мне нужно было доработать у Лемперта еще две недели, но через несколько дней после моего визита позвонила секретарша английской поликлиники и сказала: «У доктора Гонтлетта завтра важные похороны, на которых он должен обязательно присутствовать (наверное, какой-то его неудачный хирургический случай, - подумал я). Не будете ли вы любезны прийти на работу завтра?». Я дал согласие.

Лемперт спокойно отнесся к моему досрочному уходу, и на другое утро из своей трущобы я шел на работу в самый шикарный дом на набережной Шанхая.

ФИРМА «М»

Слово «фирма» имеет не одно значение в английском языке. Обычно это означает «коммерческое предприятие», как и в русском. «Фирмы» как медицинского термина в английских словарях нет. На английском медицинском жаргоне «фирма» - это старший врач отделения или профессор, его старший ассистент, младшие ассистенты, старшие сестры, дежурная сестра и студенты. Когда профессор Джонсон или Робинзон делают обход со своей вышеперечисленной свитой, это и есть «фирма» Джонсона или Робинзона, или Маршалла.

Основателем фирмы «М» был шотландский врач Хендерсон, появившийся в Шанхае в 1864 году. О нем известно очень мало, так как протоколы заседаний фирмы, которые находятся у меня, - это уже вторая или третья книга, и первая запись в них датируется январем 1910 года. Название, которое я застал, использовалось еще до 1910 года и было обусловлено чистой случайностью: все врачи, компаньоны фирмы, имели фамилии, начинавшиеся с буквы «М», - Маклауд, Маршалл, Миллс, Меррэй и Марш. Маршалл стал старшим компаньоном, и поэтому фирма официально называлась «Доктор Маршалл и партнеры» или, для краткости, фирма «М».

Фирма была основана и существовала в уникальных условиях, поэтому, прежде чем продолжить рассказ о ней, целесообразно сделать небольшой экскурс в историю создания и развития международного сеттльмента, возникшего в Шанхае во второй половине девятнадцатого века.

Шанхай. На реке Хуанпу у набережной Банд, 20-е годы XX века

Все началось с опия. Мне кажется невероятным, что до англичан китайцы не знали этого зелья. Однако после первой (1839-1841 гг.) и второй (1856-1858 гг.) Опиумных войн, которые Англия навязала Китаю, англичане заставили китайцев покупать у них индийский опий и выращивать его на своих полях (китайцы называли опий «заморская грязь»). Кроме того, англичане начали ввозить в Китай хлопчатобумажные и шерстяные ткани из Ланкашира и принялись за освоение «открытых» (под угрозой пушек) для европейцев пяти портов. Так и образовался Шанхай. Вдоль берега реки Вампу² китайцы выделили англичанам большой и наихудший кусок болотистой земли, и иностранные купцы, в подавляющем своем числе англичане, начали его заселять. Это интернациональное поселение получило название «международного сеттльмента». Французы предпочли захватить для себя соседний кусок земли и основали французскую концессию. Подобную же историю возникновения международные сеттльменты и иностранные концессии имели и в других китайских городах - Тяньцзине, Ханькоу. И внутренний рас. порядок этих поселений зависел не столько от места нахождения, сколько от его типа: свои особенности в сеттльментах, свои - в тех или иных концессиях.

Международный сеттльмент, хотя и управлялся полностью англичанами, для видимости подчинялся якобы консульскому корпусу, и даже для герба англичане предложили три щита, соединенные концами, на каждом из щитов - по четыре флага. Всего двенадцать флагов наций, которые участвовали в создании сеттльмента. Были тут и старый русский флаг, и флаг прусского королевства. Опоясывал щиты латинский

девиз «Все - объединенные в одно».

Международный сеттльмент в Шанхае был своего рода независимой республикой, управляемой купеческой олигархией, имевшей собственную армию и другие атрибуты суверенного государства. Один англичанин - я не помню ни фамилии этого человека, ни времени, когда велась беседа, - говорил мне, что Лондон ничего не понимает в китайских делах и в делах международного сеттльмента и было бы лучше, если бы в ряде государств международный сеттльмент имел своих послов. Я думаю, что он высказал тогда не сугубо личное мнение, наверное, были и другие иностранцы, которые так думали. Шанхай чем-то напоминал средневековую Лигу ганзейских городов, которая по сути своей была купеческой республикой и вела свои войны, например, с Данией.

Французская концессия была полностью зависима от Парижа, и французские граждане почему-то постоянно враждовали со своим консулом и муниципальными властями, так как те, якобы, притесняли их свободы, которыми неограниченно пользовались жители международного сеттльмента. В Ханькоу одно время во французской концессии жил только сам французский консул, а все его «верноподданные» французы поселились в английской концессии и со своим консулом не разговаривали.

Французы народ темпераментный. Помню, как в Шанхае господин Рише (врач-рентгенолог, преподаватель университета «Аврора») и владелец французского книжного магазина (запамятовал «трехэтажную» дворянскую фамилию этого человека), поссорившись однажды со своим генеральным консулом, начали издавать газету, специально направленную против администрации французской концессии. Газета просуществовала год, и каждого ее номера (выходила она раз в неделю) ожидали с нетерпением все жители иностранного Шанхая, потому что в ней печатались различные гадости и пикантные подробности из жизни генерального консула Франции и его администрации. Поскольку газета издавалась, так сказать, через улицу, на территории международного сеттльмента, то французский консул не мог ее закрыть. Через год издателям все надоело, и они сами прекратили ее издание.

О том, что представлял собой Шанхай в начале активного освоения его иностранцами, хорошо описано в книге немецкого журналиста Гессе Вартега «Китай и китайцы», переведенной на русский язык и изданной в Петербурге в 1900 году. Вартег путешествовал по Китаю, очевидно, в 1882-1883 годах.

«Шанхай называют Парижем Дальнего Востока, и он действительно таков, - пишет Вартег.
– В сравнении с Шанхаем все остальные оевропеившиеся города Восточной Азии: Сингапур, Гонконг, Батавия, Манила, Иокогама, Кобе, Нагасаки - отступают на задний план. Многие из них красивее, обширнее, приятнее, но ни один из них не ведет такой огромной сухопутной и морской торговли, не отличается таким развитым, свободолюбивым и добродушно-веселым населением... Здесь не придется, конечно, любоваться какими-нибудь архитектурными или другими подобными чудесами на наш лад - нельзя забывать, что Шанхай в Китае. Но все-таки люди, переселившиеся в эту болотистую нездоровую низменность при устье Янцзы, сумели устроиться в этом европейско-китайском Вавилоне поразительно хорошо - приятно и целесообразно».

Тут Вартега можно упрекнуть в неточности. Во-первых, все города, которые он сравнивает с Шанхаем, были построены в живописных местах. Здесь же, как я уже сказал, китайцы специально отвели иностранцам большую территорию, состоящую главным образом из болот. Там, где была суша, при рытье канавы на глубине двух метров выступала вода. Весь Шанхай построен на сваях. В землю забивались шестиметровые стволы деревьев, причем один ствол на другой - в одну точку забивали по три-четыре ствола,- а в целом строительная площадка состояла не из одной сотни таких стволов, и на этом основании строили уже высотные здания. Во-вторых, возраст городов, упомянутых Вартегом, исчислялся к тому времени веками, а Шанхаю, который Вартег посетил в 1882 году, едва ли исполнилось тогда сорок лет, так что никаких памятников, никакой архитектуры, естественно, быть не могло.

Шанхай. Памятник А.С. Пушкину, установленный в 1945 г. и разрушенный впоследствии хунвэйбинами.

На территории международного сеттльмента было, кажется, всего три памятника: один в честь начальника китайской таможни, англичанина, другой изображал ангела (он был сооружен в 1918 году в честь победы над кайзеровской Германией), а третий был воздвигнут французским муниципалитетом в честь столетия нашего Пушкина. Впоследствии бронзовый бюст Пушкина был украден во время японской оккупации: японцы очень нуждались в металле. После 1945 года в Москве был заказан новый бюст, и памятник восстановили. После прихода к власти Мао Цзэдуна, во время «культурной революции», бюст был снова украден, а постамент разрушен хунвэйбинами.