Записки судового врача
Шрифт:
– О, приплыли...
– всплеснул руками доктор, как чувствовавший, что без загвоздок у них ничего не обходится.
– Все уже достаточно настрадались и исстарались для того, чтобы вернуть тебя домой. Ты даже не представляешь, как много для тебя сделали люди, которые тебя толком не знают. А ты теперь так запросто говоришь "не хочу"? Мне кажется, в тебе должны были воспитывать великодушие и заботу не только о своих интересах...
– Нет, Лауритц... Я уже так привыкла к этой новой жизни, что в старую вернуться уже не смогу. Мне там было плохо. А здесь - хорошо. Понимаешь?
– Не понимаю, твое высочество. Вот честно,
– Ты так говоришь потому, что ты бедный. Те, кто бедно живут, всегда завидуют...
– Ой ли... Нет уж, ты не права. Тут я - далеко не самый "обездоленный" пример. В определенных кругах я могу отнести себя к элите, и такого статуса я добился сам, благодаря собственному уму и усердию. Не знаю, получилось бы у меня так же выбиться в люди, родись я в совсем нищей семье, но этому вопросу суждено остаться без ответа... Но, пусть в жизни у меня был и не очень светлый период, я никогда на нее не жаловался. И никогда не возникало у меня желания все бросить, плюнуть и пуститься во все тяжкие с друзьями сомнительной репутации, выпивкой, азартными играми и легкомысленными женщинами, которые сломали судьбу многим молодым людям... Куда бы не занесла меня жизнь, я везде и всегда буду гордиться тем, кто я есть. А ты? Портовая оборванка? Юнга? Девочка или мальчик? Подмастерье судового врача? Или, все-таки, внучка короля?..
На фоне криков чаек и благого мата портовых грузчиков можно было расслышать, как заскрипели девчачьи мозги, переваривая подобную проблему. Самоидентификация - вот незадача... Бедняжка чувствовала себя сейчас дикобразом на поле морских ежей или летучей мышью в ласточкином гнезде.
– Я уже много успела повидать... Людей, которым по-настоящему плохо живется, которым негде спать, нечего надеть и нечего есть. Понятно, что им повезло меньше, чем мне, - протянула девочка и, поймав на себе строгий взгляд доктора, добавила, - ладно-ладно, им, по сравнению со мной, вообще не повезло в жизни. Но и у меня не все так замечательно. Да, за меня дома все делали слуги, все решали управители и воспитатели, которые получали приказы от моего папы... Но, несмотря на это, у меня не было ни минуты свободного времени! Мне было даже некогда просто выйти на улицу и немножко там погулять. Все боялись, что я могу простудиться, травмироваться, увидеть что-то, что не подобает моим глазам... Говорили, что такое времяпрепровождение не к лицу благородной даме. У меня дома не было никаких прав - сплошные обязанности. Утром меня поднимали с постели, и весь день до самого вечера был расписан по часам. И все сначала указывали мне, что делать, а потом говорили, что я все делаю не так - не так сижу, не так стою, не так ем, не так танцую, не так говорю...даже, когда я молчала, я делала это не так!.. Я не хочу туда возвращаться. Давай уйдем и сделаем вид, что я потерялась насовсем, будто бы меня никто так и не нашел? Пожалуйста...
– Нет. Нет, так не пойдет. Олли, это не игра в прятки...не знаю, играла ли ты в эту игру в своем персональном аду,
– Ну и что?
– фыркнула Молира.
– Ну и пускай посидит в тюрьме, мне-то что... Капитан никогда не была ко мне особенно доброй.
– "Ну и что"??? Да ее повесят!
– воскликнул Ларри.
– Как пиратку и клятвопреступницу только потому, что она была ровно настолько добра, чтобы приютить тебя на корабле!
– Ты ее любишь?..
– Что...я?.. Ну...нет...возможно. Мы все ее любим как капитана. Но это сейчас к делу не относится.
– Все ясно. Значит, любишь.
– Олли! Ты меня в петлю загонишь. Меня повесят из-за тебя. Сначала Шивилла спустит шкуру за то, что я ей не помогаю, потом пираты четвертуют за то, что я ей помогаю. А синие мундиры под конец возьмут то, что от меня осталось, обольют смолой и подвесят на цепях в порту, в назидание наивным и доверчивым судовым врачам. Такой участи ты мне желаешь?
– Нет...
– девчушка нервно сглотнула и пристыженно опустила глаза.
– Вот то-то... Тем более, неужели ты не соскучилась по своей семье, по своему отцу? Я уверен, что он сейчас очень беспокоится за тебя и будет рад снова увидеть живой и здоровой.
– Ну...нет...возможно. Может быть, и соскучилась чуть-чуть. Но что-то не думаю, что он по мне тоже. Мне кажется, папе на меня уже давно наплевать - он никогда со мной нормально не общается, а если и общается, то постоянно тычет меня носом в мой "долг перед королевской семьей". Я всегда хотела, чтобы он мной гордился...но он говорит, что я его позорю...может быть, он будет только рад, что у него больше не станет такой неправильной дочери...
– А вот так не говори...
– Ларри присел рядом с девочкой на колено, приподнял ее подбородок и заглянул в ее глаза.
– Он не совсем прав, я уверен, что ты хорошая девочка...возможно, немного не такая как все, но ты не можешь быть "позором семьи". Даже если твой отец такое сказал, в душе он все равно любит тебя, как своего ребенка. И я уверен, что живая дочь, как бы она себя ни вела и во что бы ни наряжалась, будет радовать его гораздо больше, чем мертвая или пропавшая без вести... Ну так как, мы идем, или мне уже можно самому мылить веревку?
– Ладно, идем... Только подожди еще немножко, мне нужно подготовиться к тому, чтобы общаться с ними, как принцесса, а не как юнга.
И Лауритц принялся смиренно ждать. Если бы он курил, времени ожидания хватило бы ему на то, чтобы набить и раскурить трубку, ну а так доктор просто стоял и нетерпеливо поигрывал своими часами до тех пор, пока Ее Высочество не созрели для того, чтобы явить свою благородную особу простым смертным. Олли и правда выглядела уже более уверенной и даже решительной, волнение, по крайней мере, внешнее, как рукой сняло...а, возможно, оно никуда не делось, а перекинулось на судового врача. Потому что чем ближе они подходили к фрегату, тем больше он начинал нервничать.