Заплачено кровью
Шрифт:
– Ваксман застрелился, товарищ майор, - подбежал к Зайцеву боец.
– Вот те раз...
– удивился Зайцев.
– "Рано нервишки сдали..."
В тот же день на привале к Ляшко и Вольхину подошел исчезнувший было политрук Карманов.
– Слушайте, хлопцы. Мне Чоботов сказал, что знает место, где казну всей дивизии зарыли - семьсот тысяч рублей. Он при финчасти состоял, сам видел, как закапывали. Давайте сходим туда.
– О деньгах ли сейчас думать? Зачем они тебе, опомнись, - сказал Вольхин.
– Да ты что, не пропадать же добру!
Вольхин и Ляшко отказались, а Карманов и с ним еще двое
Осторожно опустил его на землю.
– А те двое?
– Погибли. Напоролись на немцев. Вот тебе и миллион...
– выругался Николаев.
– Братцы, вы меня только до ближайшей деревни донесите, - простонал Карманов.
Чоботов, видевший, как работники финчасти зарывали под елкой мешок, ошибся. Это была не вся казна дивизии, а только мелочь, медные деньги. У начальника полевого госбанка Лексина, старшего кассира Мокрецова и бухгалтера Медведева и мысли не возникало, чтобы бросить казну дивизии. Мешок с мелочью нести было тяжело и они, и то после долгих колебаний, решили его закопать. Акт был составлен по всем правилам. Все остальные деньги, в купюрах, более семисот тысяч рублей, решили вынести любой ценой. Никто из отряда майора Зайцева не подозревал, что эти трое голодных, исхудавших, оборванных людей несут в своих мешках почти миллион рублей. Спасают деньги, когда в любой момент можно было расстаться не только с деньгами, но и с жизнями. Шли неделю, вторую, третью, в полной неизвестности, по глухим лесам, болотам, впроголодь, в лохмотьях, лаптях, потому что сапоги расползлись, но - с миллионом за плечами - люди с чистой совестью и с сознанием своего долга...24
Когда колонна начальника разведки дивизии майора Зайцева разбилась на группы, то Вольхин оказался командиром группы в пятнадцать человек. Посоветовавшись, они решили вернуться на маршрут движения главных сил дивизии и все-таки догнать свой полк. Оставив раненого политрука Карманова в деревне на попечение двух старушек, они решили переночевать в гумне, одиноко стоявшем посреди большой поляны.
Вольхину не давала покоя мысль, что он идет совсем не той дорогой, по которой ушел его полк, он то и дело ругал себя, что тогда замешкался и отстал. Сумки с документами, которые нес сержант Ляшко, тоже обостряли нервозность. Он уже несколько раз ссорился с товарищами, которые думали, что в них что-то съестное.
Примерно через час, когда они всей группой начали готовиться ко сну, из леса раздался громкий и уверенный голос:
– Товарищи красноармейцы! Вы окружены, сдавайтесь!
По знаку Вольхина все быстро заняли выходы из гумна и приготовились к бою.
– Вот так влипли!
– услышал Вольхин чей-то голос, - Я же говорил, что нельзя здесь было останавливаться.
– Погоди, если предлагают сдаваться, а не атакуют сразу, то, значит, сил у них здесь немного, - успокоил всех Ляшко, да и побоятся они сунуться через поляну. Попробуем поторговаться... Вышлите офицера на переговоры! крикнул он в темноту.
– Выходите сдаваться, потом решим, - послышался голос с немецким акцентом.
– Дайте нам десять минут, посоветоваться!
Ляшко встал, отошел в глубь гумна. Сел и задумался, обхватив голову руками...
– "Нас пятнадцать человек. Прорываться - перестреляют. Сидеть здесь - сожгут живьем...".
Он достал из
Раздалось несколько автоматных очередей сразу с трех направлений.
– Ну, что будем делать, командир, - подошел к Вольхину кто-то из бойцов.
– Решай скорее, немцы торопят. Сдаваться или гореть живьем?
– Дождь! Дождь пошел!
– обрадованно крикнул Ляшко. По крыше гумна зашелестели струйки осеннего дождя. В проемах дверей стало еще темнее.
Вольхин внимательно всмотрелся в полосу леса. От гумна до опушки было не больше ста метров. Чуть левее он еще засветло заметил болотце, там немцев быть не должно.
– Все ко мне, - позвал он бойцов. Когда все четырнадцать его товарищей встали вокруг него, Вольхин сказал: - Двое останутся у выходов, стрелять как можно чаще, создавать видимость, а остальные - за мной. Полезем в болото. Вся надежда у нас сейчас на темноту и дождь.
Вольхин первым, а за ним и все остальные, вжимаясь в мокрую, со снегом, некошеную траву, поползли к болоту. "Только бы повезло, - шептал он сам себе.
– Не полезут же они в болото..."
Из гумна то и дело раздавались винтовочные выстрелы. Немцы отвечали из автоматов, и чувствовалось, что здесь их не меньше двух десятков.
Когда они вползли в болото, и гумно осталось метрах в двухстах сзади, Вольхин долго не решался подать команду, что можно вставать. Но переползать по жиже от кочки к кочке становилось все невыносимей, и Вольхин встал. Он посчитал глазами: "Двенадцать человек".
– Теперь можно и в рост, - отряхиваясь, сказал кто-то из бойцов, - не догонят.
Перепрыгивая с коча на коч, группа Вольхина к утру вышла в сухой лес. Пройдя еще около километра, они увидели деревню.
– Может быть, нет там немцев, командир. Обсохнуть бы, а то совсем задубели, - сказал кто-то из бойцов.
– Стойте все здесь, я схожу разведаю, - предложил Ляшко.
Из деревни не доносилось никаких звуков, и он решил подойти к ближайшему дому. На дереве висела совершенно голая женщина и Ляшко невольно отпрянул, оглядываясь по сторонам. Только теперь он заметил, что правее калитки длинным рядом лежат тела женщин и детей. Ляшко подошел поближе, чувствуя, как у него останавливается дыхание и леденеет кровь. Он всмотрелся в лицо первой в ряду молодой женщины. Ее открытые глаза невидяще смотрели в небо, рот был перекошен гримасой ужаса. Рядом с ней лежали два мальчика, а дальше на несколько десятков метров - тела женщин и детей.
Ляшко осторожно огляделся по сторонам. На дереве висел фанерный щит с надписью: "Похороны не разрешаются". Он зашел в дом. У печки в луже крови лежала женщина. Рядом - двое детей с разбитыми головами. В люльке лежал младенец с воткнутым в грудь немецким кинжалом.
Петр Ляшко не помнил, как вышел из этого дома. В себя он пришел, когда увидел своих.
– Ну, что там?
– спросил его Вольхин.
– Не могу говорить... Звери, нелюди... Мертвая деревня...
Успокоившись, он сбивчиво рассказал об увиденном.