Заповедник Сказок 2015(Том 5)
Шрифт:
Юбер с патроном, весь день проведшие за разбором новодоставленных книг, на изливаемые ею восторги никак не отреагировали, лишь Юбер в своей меланхоличной манере сделал несколько уточнений касательно описанного ею маршрута и увиденных достопримечательностей. После ужина они, как и обещал патрон, вышли на вечернюю прогулку. Празднующие киршбергцы сосредоточились на Замковой горе и в верхней части Старого города, где цветными огнями сияли ресторанчики и варьете и откуда открывался наилучший вид на фейерверк. Наши герои отправились строго в противоположную сторону.
Спустившись по переулку к реке, они прошли вдоль набережной до моста и вышли на Бисмаркплац. Фонтан был выключен, освещённую прожекторами скульптуру
— Вот, пожалуйста, наши местные Зигфрид и Фафнир [26] , — проходя мимо фонтана, Айхенхольц каждый раз ворчал, что герои городской легенды больше похожи на любовников, чем на героя и жертву. Видимо, подразумевалась теснота драконьих объятий и тот почти человеческий жест, которым когтистая лапа упиралась в грудь святого воителя. Однако Юбер знал, что патрону фонтан нравился: особенно его трогали длинные развевающиеся усы линдвурма и ровный ряд обнажившихся в оскале зубов.
26
Зигфрид и Фафнир — персонажи германо-скандинавской мифологии. Один из подвигов Зигфрида — победа над принявшим облик Змея чародеем Фафниром.
— На самом деле, ворчание патрона, — прокомментировал он, — это своего рода проявление патриотизма. Он искренне полагает, что возмущаться местными красотами и порядками — это его святое право как местного уроженца. Но попробовал бы кто-нибудь из приезжих высказаться в его присутствии в том же духе! Не хотел бы я оказаться на его месте: патрон моментально превращается в атакующего дракона, а далеко не у каждого есть наготове меч.
Айхенхольц одарил Юбера выразительным взглядом, сполна подтверждающим сказанное, но ничего не сказал.
Они уже перешли мост, когда услышали позади крик. На другой стороне трое молодчиков в тропической форме с повязками на рукавах прижали к каменным перилам какого-то человека. Линде оглянулась на своих спутников: почему они не вмешаются? Патрон сжал челюсти и весь напрягся, словно только ждал момента, чтобы бросится обратно на мост, но тут ему на плечо легла бледная рука Юбера:
— У нас есть другие задачи.
— Какого чёрта! — возмутился Айхенхольц, смахивая его руку.
Двое в повязках обернулись. Прижатый к перилам воспользовался моментом и громко свистнул. С улочек, выходящих на Бисмаркплац, ему ответили, и вот уже застучали по плитам мостовой каблуки: несколько молодых людей бросилось на подмогу своему товарищу.
— Пойдём, без нас разберутся. Может быть поножовщина, — Юбер снова положил руку на плечо патрона, и на этот раз тот его послушался.
— И вправду, где ещё проливать кровь во имя светлого будущего? — пробормотал Айхенхольц, когда они отошли на некоторое расстояние, и сам же себе и ответил: — Именно здесь и надо.
— Почему? — не поняла Линде.
— Потому что здесь — место человеческих жертвоприношений, — раздражённо пояснил патрон.
Юбер ничего не ответил. Линде ещё раз посмотрела на нервно кусающего усы хозяина, потом — на мирно идущего рядом и, как всегда, нарочито спокойного Юбера, и всё-таки спросила:
— Но ведь это же было давно, ещё до принятия христианства?
— Да? До принятия христианства? — взвился патрон. — А ты что же это, думаешь, в Дыру с тех пор больше никто не падает? Нет больше поводов? Юбер, напомни, пожалуйста, сколько аббатов и монахов за всю историю монастыря туда скинули?
Юбер как будто задумался.
— Нет, так сразу я не скажу. Это надо считать. Но немало…
— Даже если говорить только об аббатах, — не унимался патрон, — то первым, кого туда сбросили, был сам основатель обители — Святой Хуберт. Исторический Святой Хуберт. Почему и всех
— А за что?
— Юбер, поведай-ка нам, пожалуйста! Будь так добр, просвети девушку, раз уж у нас именно ты олицетворяешь собой светлое начало.
Юбер, обычно с готовностью сообщавший мельчайшие детали из городской истории, на этот раз явно не горел желанием вдаваться в подробности:
— Считается, что то была месть родни за пропавшего без вести послушника. Подозревали, что у них с аббатом были особые отношения, и думали, что парень покончил с собой.
— А где об этом сказано? — изумилась Линде.
— В одной хронике XII века.
— Спустя три столетия! Так это могут быть просто домыслы.
— Могут, — согласился Юбер. — В монастырских анналах написано только, что в таком-то году первый аббат воссоединился с Богом.
— Но в любом случае, какие же это жертвоприношения?
Патрон, не произнося ни слова, сверлил взглядом Юбера.
— Видишь, — неторопливо продолжил тот. — Дело в том, что Дыра была создана именно для жертвоприношений. Это рукотворная шахта. Когда-то поселившиеся на берегах реки люди выбирали из своей среды человека… или он вызывался сам. Он принимал на себя будущие несчастья, и его бросали в Дыру, погребая злую судьбу вместе с ним в глубине горы. Собственно, от этого обычая и пошла легенда о драконе, якобы живущем в пещере на Белой горе.
— А я думала, что легенда о линдвурме родилась из созвучия с рекой. Из экспликации в городском музее я поняла, что жертвы приносили с целью предупредить наводнения, вроде как умилостивить реку. Она такая чёрная, что, и в правду, выглядит, как гигантский Змеечервь.
Айхенхольц усмехнулся:
— Из-за созвучия, из-за созвучия… Только к червю это, как ни смешно, никакого отношения не имеет. Рассказывай, Юбер, рассказывай!
— Ну, считается, что название реки происходит от имени кельтского божества, — нехотя продолжил Юбер. — Того самого, в честь которого названы Вормс [27] и родовое гнездо Бурбонов [28] . Есть какое-то родственное ему праиндоевропейское слово, обозначающее бурление, кипение, горячий источник и просто бурливую реку. Ближе к истоку Вурм — довольно неспокойная река, и в горах есть термальные воды.
27
Вормс — город на юго-западе Германии, в древности — Borbetomagus, один из старейших городов страны, место действия «Песни о Нибелунгах».
28
Bourbon-l'Archambaut — замок в Оверни (Франция), исторический центр Бурбонне; к роду Бурбонов принадлежали монархи нескольких европейских государств.
— А знаешь, что самое смешное? — оживился патрон. — Что в галло-римский период этого бога ассоциировали с Аполлоном. Златокудрым богом-драконоборцем, предсказателем будущего, защитником от зла и болезней, богом улиц и берегов, охоты и леса, собак и дубов [29] . С богом, который дарует очищение совершившим убийство, а иных склоняет к тому, чтобы сброситься со скалы. А с учётом того, что древнегерманское имя нашего местночтимого святого состоит из двух слов «свет» и «разум», являющихся квинтэссенцией аполлонического начала, то становится и вовсе весело…
29
Фамилия Айхенхольца (Eichenholz) переводится как «древесина дуба», «дубовая доска».