Запрещенная реальность. Том 1
Шрифт:
— Это не Коржаков, вернее, не один Коржаков. Он чувствует поддержку патрона, так что если кому и жаловаться, то только президенту… или Богу! Однако посоветуемся, как нам совместными усилиями нейтрализовать тихо и быстро «Чистилище».
— Тихо не получится. Завтра вечером тебя устроит?
— Давай завтра вечером, я созвонюсь с Федором Ивановичем. До связи.
Пашин бросил трубку на рычаг, налил до половины в бокал коньяку и залпом осушил.
В желтом халате и шлепанцах Юрген походил на образцового отца семейства, хотя в данный
— Как он тебя отделал! — хмыкнул Юрген. — Однако слабоват ты, Паша, оказался. Это тебе не Голышев, а?
Кийк скривил побелевшие губы, еле сдержал ярость.
— Я его еще сделаю… один на один…
— Разве что из гранатомета, Артурович. Уж если его «глушак» не взял… А точно не взял? Может, ты забыл снять его с предохранителя или не включился генератор?
Они расселись в удобных креслах. Свет торшера не до конца рассеивал мрак, создавая интимную уютную обстановку.
— Татьяна, сделай кофе, — слегка повысив голос, попросил Юрген.
Соблазнительная подруга полковника продефилировала мимо в своем сногсшибательном пеньюаре и вскоре принесла маленькие керамические чашки.
— «Глушак» сработал, — пробормотал Кийк, расслабляясь. — Когда из него стреляешь, это чувствуется. Единственное объяснение: у Соболева был фильтр защиты.
— Фильтры не вышли из стадии разработок, существуют лишь несколько экспериментальных образцов.
— Значит, Соболев раздобыл себе где-то один из них.
— Не я ли предупреждал тебя, Паша? Надо было взять моих «зомби», на них не действуют ни «глушаки», ни «болевики», да и пулей их не завалишь с одного раза. К тому же, замечу, захват ганфайтера в квартире — далеко не лучший вариант. Он специально тренирован для боя в ограниченном оперативном пространстве. Его надо было выгнать на простор, в поле, в лес, на улицу, и навалиться всем скопом. Впрочем, с этой минуты Соболев — моя проблема. Попробую взять его с другой стороны, связать с убийством Голышева.
— Каким образом?
— Подкину «улики», найму свидетелей, найду компромат… Надо только подумать, каким образом. Единственный твой прокол в деле Голышева — применение «дырокола». Прокол — «дырокол», хорошо рифмуется, да? Поэт Юрген…
— Сам же посоветовал испытать на нем НК.
— Ладно, замнем. Вряд ли милицейские дуроломы определят, из какого оружия убит генерал. Готовь на вторник команду, надо убрать еще одного сильно строптивого генерала.
— Кого же?
— Никушина.
Кийк залпом допил кофе, но под ироничным взглядом Юргена взял себя в руки.
— По «смершевцам» я еще не работал. Чем не угодил нашему полководцу начальник военной контрразведки?
— Слишком рьяно взялся копать дела Голышева, военного журналиста и левой торговли. Ликвидировать его будет непросто, зато есть возможность замести следы.
— «Чистилище»?
— Умен. Сделаем вид, что убрали генерала ВКР «чистильщики», подбросим их сертификат с кинжальчиком, сообразим на генерала компромат. Теперь о главном. Ты слышал, что все силовые дяди
— Смешно.
— Это не смешно, Паша. В «ККК» работают не дилетанты, а спецы самого высокого класса, с ними и воевать надо всерьез. Требуются координация, информационный поиск и общее руководство розыском. Тебе придется связаться с командирами спецкоманд.
— Я предпочитаю работать один.
— Это не тот случай. Хотя по большому счету ты и будешь работать самостоятельно, как перехватчик. Но нужны наводчики, без них не обойтись. Ищи себе телохранителей покруче: те, что были с тобой у Соболева, не годятся. Помнишь, с нами вместе занимался Людвиг Белоярцев?
— Люда? Так он же «голубой»!
— Лучше быть «голубым», чем идиотом, а он — пидор с головой. Не знаешь, где он сейчас?
— Свяжусь со своими в Таллине, они выяснят. Но у меня с ним, э-э… отношения были несколько натянутыми.
— Переживете оба, главное, что он «супер». Кофе еще хочешь? Или чего покрепче для сугреву?
— Бабу бы, — грубовато пошутил Кийк.
ЗАЩИТА «РЮРИКА»
Кристина вышла в халатике, смущенно улыбаясь, и Матвей замер, окидывая ее взглядом. По сути, она являлась его женой и постоянно пробуждала в нем море чувств, желаний, воображения и мечтаний. Она и в парализованном состоянии, к его собственному изумлению, влекла его к себе с непреодолимой силой, отчего Матвей порой подумывал — уж не колдовство ли это? Но бороться со своими желаниями не хотел, потому что Кристина в моменты их близости вызывала максимум ощущений, оставаясь всегда новой и неразгаданной. Ее любовь так и не стала для него привычной, спокойной, объяснимой.
— Как самочувствие? — проговорил наконец Матвей и, едва Бася Яновна просеменила на кухню, подскочил к Кристине, обнял, стал целовать в шею, грудь, губы, а потом, быстро отпрянув, уселся на диван как ни в чем не бывало.
— Порядок, — ответила Кристина, и глаза ее сказали то, что не выговорили губы. — Я поняла, что Лихтенберг [103] прав: ощущение здоровья приобретаешь только пройдя через болезни. Ты останешься сегодня?
— Сегодня — нет, надо разделаться с кое-какими делами.
103
Лихтенберг Г. К. (1742—1799) — знаменитый немецкий ученый и писатель.
— Стас будет ждать. Знаешь, что он заявил мне вчера? Я разговаривала с мамой, а он уроки делал. Говорю маме: «Надо, наверное, устраиваться на работу, пока я в академ-отпуске», а он услышал и так серьезно сказал: «С мужской точки зрения, красивая женщина работать не должна».
Матвей фыркнул.
— Он прав. Я вообще хочу вас на месяц увезти отсюда.
— Куда? И зачем? — Глаза Кристины потемнели, она догадалась, в чем дело.
— К своему отцу, в Воронеж. Он учитель, историю в школе преподает, живет один… Или к деду в Тамбов, тоже мужик один, старенький уже, помочь надо.