Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
Василий, вспомнивший историю с предательством Самандара по рассказу Соболева, промолчал. Этот честолюбивый человек был явно ущемлен своим положением в среде Посвященных и жаждал это положение изменить. С другой стороны, ситуация, в которой он однажды оказался, могла и не повториться. И все же Вася чувствовал к нему антипатию, хотя и признавался в душе, что главной причиной его ощущений была Ульяна. Вахид Тожиевич был к ней неравнодушен. Сам же Вася в ее присутствии был способен на любые подвиги и о сопернике думал мало.
— Да,
Посвященные посмотрели на него с одинаковым выражением недоверия и вопроса.
— С чего вы взяли? — сухо осведомился Самандар.
— То, что мы все ощущаем, — не просто след иерарха, это след боя иерарха с Матвеем. Потому что «пахнет» он в диапазоне иерархии Голаб. А эта Сила используется лишь в конфликтных ситуациях, не на благое дело.
По комнате разлилось неуютное молчание. Потом Василий медленно проговорил:
— Мы что же, опоздали?
— Не спешите его хоронить, — мягко произнес Парамонов. — Посвященного убить не так-то просто, да и не для того вызывали Соболева сюда, в Ичкерию, чтобы уничтожить. Он зачем-то нужен кардиналам Союза Трех, а может быть, и иерархам. Знать бы, чего от него хотят.
— Вы предлагаете атаковать дворец?
— Я предлагаю думать.
— Но нам всем равно придется идти туда.
— Прежде надо определить путь отступления. В любом случае, с Соболевым или без него, нам необходимо выбираться из Грозного и из Чечни.
— Ну, это просто, — небрежно сказал Вася, ловя на себе удивленно-скептические взгляды остальных. — На крыше дворца дежурит вертолет президента. Идем во дворец, забираем Соболева, садимся и летим в Дагестан. Там Шароев нас уже не достанет.
Красноречивая тишина была ему ответом. Потом Самандар растянул в улыбке губы.
— Безумству храбрых поем мы песню… но это, вероятнее всего, лучший вариант.
— А если Соболев нетранспортабелен?
— Тогда применим шактипат.
Ульяна и Парамонов переглянулись. Горшин кивнул, воспринимая слова Вахида Тожиевича как нечто само собой разумеющееся.
— Тогда нам осталось определить время выхода, взаимодействие и линии подстраховки. Василий, ты хорошо ориентируешься во дворце?
— Выше первого этажа не поднимался.
— Тогда пойдешь в арьергарде.
— Пистолета будет маловато для защиты тыла.
— Попытаемся вообще обойтись без стрельбы.
— Как скажете. — Вася пожал плечами, отошел к Ульяне, спросил тихо: — А что такое шактипат?
— Целевая передача своей Силы для восстановления сил и желаний реципиента, в данном случае — Соболева.
— Пора выступать, — буркнул Самандар, покосившись на Балуева.
Все замолчали, невольно глянув в окно, через которое был виден сияющий огнями президентский дворец; шел уже десятый час вечера,
— Может быть, не стоит рисковать жизнью женщины? — проговорил Вася, тут же сообразив, что сказал глупость. Будучи Посвященной и обладая недюжинной силой психофизического воздействия, Ульяна в отряде была, наверное, полезней, чем он сам.
— Спасибо, рыцарь, — улыбнулась девушка.
Горшин, встав с дивана, молча похлопал его по плечу, прошел на кухню, позвал оттуда:
— Приглашаю подкрепиться, господа диверсанты, каша готова.
Через полчаса они выступили в поход.
Впереди шли Горшин и Самандар, за ними Парамонов и Ульяна, замыкал группу Василий, интуитивно ощущавший мощь идущей впереди четверки. Эта мощь успешно прошла испытание уже при пересечении площади Свободы: их не остановили ни милицейский, ни омоновский патрули, ни внешняя охрана дворца. Солдаты просто не видели идущих, будто их не существовало вовсе.
Точно так же отреагировала и внутренняя гвардейская сотня, не заметив поздних посетителей. Как Посвященным удалось нейтрализовать телекамеры, Василию узнать не довелось, но и дежурившие возле телемонитора охранники тревогу не подняли. Пятерка «диверсантов» спокойно поднялась по лестнице на третий этаж, усыпила полицейских в коридоре и охранников в серо-зеленой ночной форме в приемной президента и стремительно ворвалась в кабинет главы государства.
Вася остался в приемной прикрывать тылы группы, хотя очень хотел попасть в кабинет и поучаствовать в действии. Главные события должны были развернуться там.
Но и ему не пришлось отдыхать.
Не успел он освоиться в огромном пространстве приемной, как в нее вошел чеченец в черном комбинезоне — один из тюремщиков, стерегших Василия в президентском СИЗО. Он был явно озабочен или, скорее, испуган, и Вася понял, в чем дело: тюремщик спешил доложить начальству, что пленник сбежал и не найден. Не замечая лежащих на полу охранников, он прошагал до стола секретаря и только потом сообразил, что обстановка в приемной несколько отличается от стандартной. Круто остановился, ошалело глянул на тела у стены и рядом со столом, перевел взгляд налево и увидел за входной дверью Балуева.
— Ты кто?! — спросил он по-чеченски.
— Нихт ферштейн, — ответил Вася, приятно улыбаясь. — Помнишь меня, крыса тюремная?
Глаза тюремщика — плотно сбитого мужика средних лет — сузились. Узнать в «земляке» пленника он не мог, но соображал быстро.
— К-кто… ты?! Б-балуев?! Здесь?!
— А битому неймется, — еще шире улыбнулся Балуев, одним ухом прислушиваясь к звукам в коридоре, а вторым к шуму в кабинете.
Тюремщик цапнул с пояса пистолет и получил в лоб каменный окатыш, прихваченный Балуевым еще в балке за городом. Рухнул на пол, ударившись затылком о край стола.