Запрещенная реальность
Шрифт:
– Простите...
– Мистер Джиллиад?
– спросила она тихим, нежным и странно певучим голосом.
– Э-э... да, - сказал он торопливо и немного смущенно.
– Кейслер говорил, что вы придете, и я вас высматривала. У него не сложилось впечатления, что она занималась именно этим: она все еще смотрела вдаль.
– Вы не хотите войти?
– Она повернулась и вошла в дом, даже не взглянув на него.
Он послушно пошел за ней, чувствуя, как от смущения вертит в руках несуществующую шляпу.
Она сделала неопределенный жест.
– Чувствуйте
– Спасибо.
– Он сел и попытался непринужденно улыбнуться.
– Вы проголодались. Все уже готово. Нет-нет, не вставайте! Поедим без формальностей. Рядом с вашим креслом поднос, поставьте его на подлокотники. Я сейчас привезу все на чайной тележке.
Он повиновался, и при этом ему пришло в голову, что он вынужден сидеть, как маленький ребенок на высоком стульчике. Немного погодя она вернулась с тележкой. Они ели молча.
– Сейчас я все уберу. Хотите кофе?
– Да, пожалуйста... Можно мне закурить?
– Конечно.
– Она подняла на него взгляд.
– Вам уже кое-что обо мне рассказали, как я заметила.
– Ну... хм...
– Можете спокойно признаться. Что вам говорили? Что мужчины меня не интересуют? Это обычная версия. Может быть, люди правы, но значит ли это, что мы не сможем работать вместе?
– Разве я говорил это?
– К нему вдруг вернулась уверенность.
– Нет, но вы насторожены и напряжены.
– Она медленно покачала головой.
– Может быть, это моя вина. Я обладаю тем, что некоторые люди называют "скверным характером", иначе говоря, я резка в ответах и бываю невежливой. Это, видимо, соответствует истине, но, возможно, вы сможете принять меня такой, какая я есть.
Он слабо улыбнулся.
– Возможно, я уже сделал это.
Она посмотрела ему прямо в лицо.
– Мне кажется, я без особого труда смогу полюбить вас. Он выпустил дым.
– Предполагается, что я использую понятие "полюбить" в его чистой форме.
Она спокойно восприняла его замечание.
– Да. Вы правы.
– Она присела на подлокотник его кресла и задумчиво поглядела на него.
– Вы не кажетесь очень чувствительным. С первого взгляда вас можно принять за боксера. Но глаза и рот вас выдают.
– Она тихо рассмеялась.
– Да, да... чересчур откровенно, чересчур лично, но такова уж я... к сожалению.
Джиллиад улыбнулся.
– А не проще ли передать право судить об этом другому? Она кивнула.
– Хорошо. Кейслер мне все о вас рассказали принес копии всех документов ваших опытов.
– Включая самоанализ?
– Все.
– И вы все равно были готовы принять меня?
– Он немного покраснел.
– Не смущайтесь. Я достаточно долго работала в психиатрии, чтобы не получить шока. Личность создают не отдельные факторы. Многие великие и важные люди были повышенно сексуальны. Что создает личность - так это равновесие факторов.
– Спасибо за понимание. Но должен признаться,
Она слегка улыбнулась.
– Про вас можно было бы сказать, что вас мало наказывали. Они с ненормальной храбростью вымеряли ваши слабости и недостатки, но проверка ваших уравновешивающих факторов была поверхностной.
Он вздохнул и загасил сигарету.
– Вы нежное существо, как я и предполагал.
– Он смахнул с пиджака столбик пепла и ответил на ее взгляд своим.
– Но вы все же испуганы и очень одиноки.
Она слегка побледнела.
– Это вам Кейслер сказал?
– Кейслер мне вообще ничего не говорил. Страх - это нечто такое, что можно почувствовать, даже если вы пытаетесь скрыть его за прямотой и тем, что вы называете "скверным характером".
– Он встал, подошел к камину и посмотрел на огонь.
– Если мы собираемся работать вместе, нам нужно доверять друг другу.
– Это новый трюк, мистер Джиллиад? Если да, оставьте его при себе. Да, я действительно понимаю ваши чувства, но это вовсе не означает, что я помогу вам!
Джиллиад не потерял самообладания и только улыбнулся.
– Мисс Стауэр, или вы предоставляете мне ключ к вашей личности на блюдечке, или вы сильно во мне заблуждаетесь. А может быть, вы намеренно провоцируете меня? Я угадал?
Она застыла, лицо ее покраснело, потом она медленно опустилась в кресло.
– Жаль, но я это заслужила. Простите меня.
– Уже забыто.
Они некоторое время молчали.
– Вы нервничаете, - сказала она немного погодя.
– Что случилось?
Он снова закурил.
– Через месяц - два начнется война. По всей вероятности - так как мы имеем дело с иммунными - субъективная война. И так как мы с вами единственные восприимчиво-резистентные в нашей свободной стране, от нас может зависеть судьба всей провинции.
Она нахмурила брови.
– Мы не слишком долго ходили вокруг да около, не правда ли?
– Она резко тряхнула головой и заговорила снова, не дав ему времени ответить: Отсюда же логически вытекает, что мы самые предпочтительные мишени для начала нападения.
– Она встала.
– Меня уже несколько раз пытались убить, - сказала она и улыбнулась, а потом вдруг сменила тему.
– Можно полюбопытствовать? Провинция намерена без всякой поддержки воевать с десятью тысячами городов?
– Я не знаю.
– Я думаю, что вы уже сделали вывод, что выбор у нас небольшой: бороться или умереть, или и то, и другое. Героическая картина, но не героизм выигрывает войны.
– Она впервые сердечно улыбнулась.
– Я быстренько все уберу, а потом мы сможем побеседовать серьезно.
Через несколько минут она вернулась и села во второе кресло.
– Я хочу представить проблему так, как вижу ее я. Мы могли бы бороться одни, но одни мы будем побеждены. Поэтому нам необходимо чудо или союзники. Последнее мне кажется самым практичным.