Запретные дали. Том 1
Шрифт:
– Что ж, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – с наигранно-огорченным тоном скомандовал он, – в таком случае, обойдемся кружкой…
С горьким вздохом Стефанида подала ему кружку, которою Мартин незамедлительно наполнил и осторожно пригубил содержимое. Посмаковав немного терпко-вяжущий вкус, он самодовольно заулыбался и залпом осушил всю кружку, следом бойко пошла вторая.
– Нужно будет непременно купить бокалы, – оживленно произнес Мартин, – право, такое хорошее вино требует исключительно самого дорогого и наилучшего хрусталя!
– Учти, Мартин, – строгим материнским тоном заявила Стефанида, – вино Братьев
– Хорошо, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – с лукавой усмешкой на порядком раскрасневшемся лице послушно произнес Мартин, – я учту на будущее Ваше крайне важное предостережение…
Опустошив третью кружку, Мартин вновь наполнил ее терпким вкусным напитком и хотел было продолжить утолять жажду, но заметил на себе суровый взгляд Стефаниды.
– Поверьте мне на слово, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – подавляя в себе пьяный смешок, заявил он – я, как истинный ценитель, прекрасно знаю толк в хорошем вине равнозначно, как и должную для себя меру!..
– Мартин, – грозно произнесла Стефанида, – вначале ужин!
– Ладненько, – поджал уши тот и послушно отставил стакан в сторону, – как скажите, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида.
Немного посидев, он заговорщически шепнул Себастьяну с Лючией: «Ох, уж эти взрослые!», а после задорно подмигнул и выразительно закатил синие глаза.
В этот момент в кухне появился Патрик, посмотрев на хихикающих детей и раскрасневшегося Мартина, он сурово хмыкнул и промолчал. Однако завидев, как после ужина Мартин бойко утаскивает в комнату початую бутыль, он поинтересовался, откуда такое счастье, а узнав про «ложный вызов» схватился за седую голову, сердито приговаривая: «Нашла лазейку, ведьма окаянная!..».
Смерив удрученного Патрика пронзительно-синим взором, Мартин пожал плечами и отправился по намеченному маршруту.
– Смотри, не упейся! – сурово прохрипел ему вслед Патрик, – И не отравись вусмерть!.. Нашел, у кого гостинцы брать!
Мартин пропустил это предостережение мимо ушей, а на следующий вечер явился домой с картонной коробкой. Таким образом, в доме семейства Карди появилось шесть хрустальных бокалов.
Эпизод 2. Хиропрактик
Обычно Себастьян с Артуром ложились спать сразу же после ужина. Если же последний отлучался на Молодежные Гулянья, то по возвращению домой никогда не шумел, а тем более, не зажигал в комнате свет, чтобы не тревожить чуткий сон братишки. Мартин же, наоборот, всем своим видом показывал, что является в этой комнате единственным хозяином. Из ночи в ночь Себастьяну приходилось стойко терпеть «занимательное чтение» при свете ярко зажженной лампы.
К слову сказать, вопреки тяжелой физической работе, засыпал Себастьян весьма скверно. То и дело, терзаясь беспочвенными переживаниями и страхам из-за постоянных укоров строго отца и старших работников, он места себе не находил, ворочаясь сбоку на бок на скрипучей кровати. Кроме того, Себастьян мог проснуться посреди ночи по малой нужде, а потом долго терзаться круговоротом все тех же тревожных мыслей, и вот теперь к этой мучительной проблеме прибавился еще и наглый сожитель.
Самым ужасным было то, что Мартин вовсе не видел никакой проблемы в своем ночном «занимательном чтении», всякий раз самоуверенно заявляя, что если человек действительно хочет спать, то ни смотря
Однажды, вернувшись поздно с работы, и, как всегда, застав «строгую врачебную интеллигенцию» за неизменным занятием, Себастьян нарочито злобно хмыкнул и прохромал мимо, едва удерживаясь на ногах, однако Мартин, полностью поглощенный своим «занимательным чтением», даже не заметил его прихода. Себастьян с хмурым видом прочел молитву на сон грядущий и тяжело вздохнув, злобно покосился на высокую растрепанную тень, а после подошел к письменному столу и погасил лампу.
– Это чегось?! – тотчас раздался визгливый голосок.
– А тогось, – сердито пробурчал Себастьян, – спать давно пора…
Без всякого чувства вины он похромал к своей кровати, чувствуя, как ярко-синие фонари нечеловеческих глаз сердито пыхнули в его сторону.
– Себастьян, – возмущенно взвизгнул Мартин, – ну, я же читаю!..
– А я весь день отдыхаю!.. – в сердцах закричал Себастьян, пытаясь как можно удобнее расположиться в постели, – Один ты у нас уработался!..
Неожиданно для самого себя он принялся озвучивать то, что давно накипело, смешивая в кучу ночные посиделки «уработавшегося», яркий свет лампы, свою постылую работу, упреки отца, обиду на старших работников и злобу на весь белый свет в целом, а после с крайне обиженным видом притворился спящим, но тут раздалось звонкое цоканье приближающихся шагов.
– Тяжко приходится?.. – послышался сверху неожиданно-сочувствующий тон.
– Тебя бы в поля загнать на весь день, – сухо парировал Себастьян, превозмогая ноющую боль во всем теле, – а потом еще в огород до самого вечера…
– Ну знаешь ли, дружочек, – заявил Мартин, зацокав на свое рабочее место, – suum cuique (лат. каждому свое)!..
На этой лаконично-бесовской фразе «синеглазый черт» вновь зажег лампу и уткнулся носом в книгу, не обращая уже никакого внимания на ярко выражаемые мучения Себастьяна, который искреннее надеялся, что Всемилостивый Господь все-таки внемлет его слезному прошению, и этой ночью данная лампа навсегда сломается. Однако лампа, почему-то, не ломалась. Упрямо горела она и даже стала светить в разы ярче, приведя тем самым Себастьяна в состояние полнейшей безысходности и лютого остервенения.
– «Вот и радуйся, что выучился в свое время!» – воскликнул про себя Себастьян, метнув злобный взор на высокий растрепанный силуэт, который потягивая вино, внаглую зашуршал оберткой шоколадки.
В больной голове Себастьяна завертелись разного рода скверные ругательства, касаемые завидного положения «строгой врачебной интеллигенции», с ее громко шуршащей шоколадкой, а также все той же ненавистной лампы, но это мало чем помогало, да и руки-ноги продолжало выкручивать с неимоверной силой. Правда, Себастьян немного радовался тому, что хоть сорванная на прошлой неделе спина уже практически не чувствовалась, да и тупая боль в левом боку отступила на третий день, так называемого «легкого труда», про который Патрик резко забыл, а скорее всего, просто откровенно начихал на «строгие врачебные предписания», отправив Себастьяна «выздоравливать» в поля за самой тяжелой работой.