Запретные дали. Том 1
Шрифт:
– Primo duluculo surgere saiuberrimum est (лат. Вставать с рассветом очень полезно)! – тотчас же послышалось бесовское громогласие.
– Даже не вздумай заговорить со мной, – сердито пробурчал Себастьян, заметив, на себе любопытные ярко-синие глаза, кокетливо похлопывающие длинными изогнутыми ресницами в довершении с премилой улыбкой кукольно-фарфорового лика.
С ужасом думая, что снова предстоит работать до самого позднего вечера, Себастьян кое-как оделся онемевшими пальцами
– Что, дружочек, – послышался за спиной лукавый голосок, – не по душе пришлась тебе моя хиропрактика?
– Да иди ты вместе со своей практикой, – в сердцах воскликнул Себастьян, – прямиком на херу!..
– О, глядите-ка, оживился! – усмехнулся Мартин, – Ну, раз тебе стремительно полегчало, то может, хоть теперича постель за собой застелешь в коем-то веке, ась?
В сердцах чертыхнувшись, Себастьян остервенело бросил одеяло на постель и прихрамывая на обе ноги, поплелся на кухню.
Засыпая над тарелкой, он откровенно завидовал «строгой врачебной интеллигенции», которая в отличие от него, умяв толченую картошку со шкварками и яичницей, учтиво откланялась и бойко поскакала в свою отчаянно нуждающуюся больницу, по всей видимости, досыпать.
Эпизод 3. Дневной сон
На поле Себастьян практически спал, но ничего не мог с собой поделать. Даже Всемилостивый Господь, как видно, сильно разобидевшись на Себастьяна за допущение того греховного учинения «синеглазого черта», был глух к мольбе ниспослать ему хоть какой-нибудь силы.
То и дело огребая подзатыльники со стороны отца и бранные выговоры от старших работников, Себастьян всякий раз поминал добрым словом «строгую врачебную интеллигенцию», которая, скорее всего, уже досматривала десятый сон, допоминался до того, что к отцу вдруг подошел один из недавно заболевших работников и сказал, что господин доктор немедленно требует к себе Себастьяна.
– Да что ему от Себастьяна понадобилось-то?! – гневно заорал на того Патрик.
– Да он толком и не объяснил, – пожал плечами работник, – все больше визжал что-то по-своему…
– Сам что ли полы помыть не может в своем свинарнике?! – прорычал Патрик и повернулся к Себастьяну, – Иди, помогай своему дружку! Все равно от тебя толку никакого!
Кротко кивнув, Себастьян со всех ног помчался с как никогда опостылевшего поля, однако очутившись в непривычных стенах больницы, мигом оробел, боязливо огляделся и осторожно постучался в дверь, к которой была прибита лаковая дощечка с витиеватой надписью «КАБИНЕТ», но в ответ заслышалась гробовая тишина. Тогда он постучал увереннее, затем громче, настойчивее, еще и еще.
Постучав в десятый раз, Себастьян пришел к выводу, что «строгая врачебная интеллигенция» еще не досмотрела свой пятидесятый сон и, решив не мешать отдыху «тяжко утомившегося от непосильной
Мартин гордо восседал за обшарпанным письменным столом и что-то увлеченно строчил в какую-то тетрадь, высунув от усердия кончик фиолетового языка, всем своим видом выказывая крайнюю степень занятости.
– Обождите покамест!.. – произнес он, не поднимая растрепанной головы, и застрочил еще проворнее.
– Зачем звал-то? – буркнул Себастьян, однако «строгая врачебная интеллигенция» жестом подала знак молчать.
Выругавшись про себя, Себастьян присел на довольно хлипкий стул у края письменного стола и принялся растирать невыносимо болевший лоб, а вскоре от нечего делать, начал разглядывать стремительно появляющиеся на тетрадном листе витиеватые чернильные каракули, которые мало чем походили на нормальные буквы.
Время тянулось невыносимо долго, перьевая ручка противно поскрипывала в унисон усердному сопению, чернильные каракули стремительно заполоняли строчку за строчкой, и не было тому ни конца и ни края. Вконец рассердившись на «строгую врачебную интеллигенцию» за это пыточное томление и разом начихав на должные правила приличия, Себастьян подпер рукой щеку и задремал.
Сны были один интереснее другого. Все сильнее и сильнее затягивали они в стремительные потоки блаженного отчуждения, унося далеко за пределы скучной обыденности, но тут Мартин резко бросил перьевую ручку в чернильницу.
От громкого позвякивания все сны моментально улетучились, заместо них был любопытный ярко-синий взор и удивленное похлопывание длинных изогнутых ресниц. Себастьян встрепенулся, смущенно замер и испуганно вытаращился на «строгую врачебную интеллигенцию», внезапно вспомнив, что никогда прежде не бывал в больнице, а тем более ни разу в жизни не общался с настоящими докторами.
Нависло тяжелое молчание довольно затяжного характера. Меж тем Мартин все продолжал и продолжал вопросительно смотреть, окончательно сбивая с толку и приводя растерянного Себастьяна в состояние тихой паники.
Только Себастьян собрался всецело отдаться данному состоянию, как Мартин стремительно расправился и мигом накинул на себя самый что ни на есть наистрожащий вид сухой врачебной надменности.
– Я весь во внимании, – подал он лукавый голосок и более пронзительно устремил на Себастьяна ярко-синий взор, помахивая длинными изогнутыми ресницами.
Эта ехидная интонация, эта манерная наигранность, эта лукавая усмешка на бледно-фарфоровом лице, это девичье помахивание ресницами, все это, помноженное надвое благодаря висевшему напротив огромному зеркалу, пресильно разозлило Себастьяна.