Запретные страсти
Шрифт:
Николь издала язвительный смешок:
— Испортил!
— Уничтожил, — поправилась Кэтрин. — Но это не значит, что в отместку должна страдать его дочь.
— Нет? — насмешливо переспросила Николь. — Неужели не значит? Ты уже так привязалась к этой девочке?
— Она ни в чем не виновата!
Николь поморщилась и, оторвавшись от подоконника, прошлась по комнате, касаясь кончиками пальцев росших в горшках цветов.
— Да успокойся ты... Неужели ты думаешь, что я причиню этой девочке зло? Если помнишь, я как раз и хотела
— Но они не хотят освобождаться от Рона! — воскликнула Кэтрин, потом сама усомнилась: — Ну, Маргарет, может, и хочет... Но только не Нора! Она любит отца.
— Ты уже говорила это, — напомнила Николь. — Знаешь, я ведь тоже любила своего.
Собравшись с мыслями, Кэт рассудительно проговорила:
— Насколько я успела понять, Маргарет — истеричка. Если они с девочкой останутся вдвоем, болезнь Норы не пройдет никогда. Да Маргарет и не хочет этого! Она делает все, чтобы видения Норы продолжались. Даже сад не хочет привести в порядок.
Николь прищурилась:
— Ты же сама взахлеб рассказывала, как тебе понравился этот сад.
— Да, но...
— Кэтрин! — голос подруги зазвучал требовательно. — Да? Что?
— Ты, случаем, не влюбилась в Рона Коллиза?
Кэтрин ужаснулась:
— Я?! Да как ты могла подумать?
— Слишком уж горячо ты защищаешь этого мужчину...
— Неправда! Я не его защищаю, а Нору. Она ведь действительно ни в чем не виновата.
Николь согласно кивнула:
— Я тоже не хочу, чтобы эта девочка страдала. Но я не хочу и того, чтобы она выросла такой, как он.
«Веселым, щедрым и улыбчивым? — мелькнуло у Кэтрин в мыслях, когда она представила лицо Рона Коллиза. — И красивым... Нет. Нельзя так думать о нем! Этим я уже предаю Николь».
— О чем ты сейчас подумала? — быстро спросила подруга. — О ком?
— О... — Кэтрин запнулась и покраснела. — Я подумала о Майке. А что?
— У тебя глаза засветились... Когда ты так улыбаешься, Кэтрин, ты становишься очень красивой.
— Да что ты...
— Слушай, что я говорю! Я все-таки была любовницей художника, — добавила Николь с горечью. — Так что, если тебе захочется кого-то очаровать, ты чаще улыбайся. Вот так, как сейчас. Как будто про себя. Как Мона Лиза.
К щекам Кэтрин опять прилила кровь:
— Ну, ты сравнила...
— А что? Джоконда, насколько я знаю, была обычной женщиной. Эта рука, ее писавшая, оказалась волшебной. Наверное, она и не подозревала.
— Может быть, тот твой портрет, который написал Джастин, тоже останется в веках, — робко предположила Кэтрин.
Усмехнувшись, Николь подхватила:
— И правнук Рона Коллиза обольет его в Лувре серной кислотой...
— Ужас какой!
— Все лучше, чем меня...
Кэтрин горячо заверила:
— До этого не дойдет, что ты!
Перестав улыбаться, Николь произнесла печально:
— Ты еще не знаешь, на что способен этот человек. Дай Бог, чтобы самого страшного
17
Он сам начал тот разговор, Кэтрин, наверное, не решилась бы. Подкараулив ее на спуске, Рон махнул рукой и, сев в машину, весело подмигнул:
— Прокатите?
— Почему бы нет? — сердце Кэтрин заколотилось где-то в горле.
Этот человек заставлял ее изнывать от чувства вины. Не перед ним, перед Николь. И все потому, что Кэтрин никак не могла до конца поверить в то, что за симпатичной, приветливой маской скрывается чудовище...
Женщина ругала себя на чем свет стоит: второй раз наступить на грабли может только полная идиотка! Ее муж ведь тоже казался всем замечательным и даже красивым парнем, многие были уверены, что Кэтрин незаслуженно повезло — ведь такая дурнушка...
Напоминая себе об этом каждые пять минут, Кэт все же так и не сумела до сих пор вызвать в душе антипатию к Рону Коллизу. И когда он сел в ее машину (ее?!), она безотчетно улыбнулась именно так, как советовала Николь.
— Могу поспорить, Николь отругала вас, — заявил мужчина, не скрывая, что все это забавляет его.
Кэтрин отозвалась сдержано:
— Она считает, что такой подарок компрометирует меня.
— И вы тоже так считаете?
— Тоже. И мы с вами уже говорили об этом. Не помните?
— Я помню все, что касается вас, — ответил Рон так серьезно, что ей захотелось поежиться, как от озноба.
Ей тотчас вспомнилось предостережение Николь, что он постарается очаровать ее, но почему-то захотелось поскорее его забыть. Просто выкинуть из головы! Иначе, разве можно слушать то, что Рон скажет дальше?
— Например, как вы пели в нашем саду, когда попали в него впервые...
— Так вы тоже это слышали? — Кэтрин покраснела. — Ужасно глупо, у меня ведь нет голоса.
— Зато у вас доброе сердце.
Она усмехнулась:
— Думаю, этого маловато, чтобы стать певицей!
— Верно. Но этого достаточно, чтобы сделать счастливыми тех, кто рядом.
Подумав о Николь, она уныло спросила:
— И кого же я по-вашему уже осчастливила?
— Своего сына.
— О! Надеюсь.
— Мою дочь.
Кэтрин просияла:
— Нору? Вы, правда, так считаете?
Рон кивнул:
— Она просто светится в последнее время. Давно я не видел ее такой...
— А мне кажется, я достаточно строга с ней.
— Ну, не без этого! Вы же все-таки ее учительница, а не подружка. Но ей хорошо с вами, Кэтрин. Лучше, чем с кем бы то ни было... Вы не трясетесь над ней, как я, и вы еще не махнули на нее рукой, как...
Он оборвал себя, но Кэтрин без труда продолжила: «Как ее мать». Гувернантке стало так жаль девочку, что она едва не развернула машину, чтобы вернуться и просто обнять Нору еще раз.