Запретные страсти
Шрифт:
— Но ты мне веришь, что я-то слышу?
— Конечно, — немедленно подтвердила Кэтрин. — Нора, ты, наверное, будешь композитором! Они все с детства слышали ту музыку, которую никто еще не написал.
У девочки просияли глаза. Они были большими, серыми, но очень яркого оттенка.
— Композитором! Никто еще не говорил мне этого! А ты научишь меня играть на рояле?
— А ты не умеешь? — Кэтрин была обескуражена. — Как же ты слышишь, если... Я думала, сперва нужно научиться играть самой... Впрочем, — на миг задумавшись, возразила себе женщина, — это
Нора оборвала ее:
— Но она звучит не во мне, а вокруг!
— Хорошо, — покорно согласилась Кэтрин. — Беда в том, Нора, что я тоже не умею играть на рояле. Вот незадача... Я могу преподавать тебе только обычные школьные предметы. А для этого твоему отцу придется нанять учителя музыки. Мне жаль...
Нахмурившись, девочка сползла со скамьи и отвернулась, присев на корточках. Ее голос зазвучал угрюмо:
— Папа хочет, чтобы меня учила Николь. А мама этого не хочет.
— Николь умеет играть на рояле? — удивилась Кэтрин, и тут же вспомнила, что в доме, где теперь жили и они с сыном, действительно есть фортепиано. Однако Николь ни разу даже не подняла крышки...
Снисходительным тоном Нора заверила:
— Она лучше всех играет. Правда, я только один раз слышала, но папа говорит, что Николь еще в детстве мечтала стать пианисткой. Жалко, что не стала, правда?
— Правда, — машинально отозвалась Кэт. Она пыталась представить Николь на залитой светом сцене, и соглашалась с тем, что это было бы великолепно.
Нора произнесла уже с меньшим восторгом:
— Мама тоже умеет играть, только папа запрещает ей учить меня.
Кэтрин очнулась:
— Запрещает? Почему?
— Ну, почему! — девочка вскочила, откинув волосы, и неспешно прошлась по беседке. — Потому что она не так уж хорошо играет. А папа говорит, что у меня должно быть все самое лучшее.
Кэтрин призналась:
— Не думаю, что я самый лучший учитель в мире.
Губы Норы исказила взрослая усмешка:
— На это он согласен.
— А почему твоя мама не хочет, чтобы тебя учила Николь?
Нора остановилась:
— Неужели непонятно? Папа же до смерти влюблен в Николь!
Обратно Кэтрин возвращалась, едва волоча ноги от усталости, хотя теперь приходилось спускаться со склона. Информация, полученная в доме семейства Коллиз давила на Кэтрин так, будто она вручную вскопала весь их огромный сад. Рон влюблен в Николь, и об этом знают все, вплоть до маленькой девочки.
И сама Николь тоже, конечно, знает... Можно ли не догадываться о таком? Почему же она не предупредила? Впрочем, что это меняет для гувернантки маленькой Норы?
— Ты не сказала мне, что именно ты была причиной того, что Рон Коллиз поселился здесь, — заметила Кэтрин уже за ужином, который сама приготовила, поборов усталость. И достала припасенную бутылку вина. Надо же было как-то отпраздновать первый рабочий день.
Николь подняла голову, и заметно поморщилась:
— Ты уже в курсе... Нора проболталась?
Майк хихикнул,
— О, только не война, Майк! — взмолилась Николь. — Умоляю тебя!
Он тотчас начал кривляться:
— А лучше чомк-чмок?
— Ну, хоть посмотреть, — пробормотала Николь.
Согласившись про себя, но не произнеся ни слова, Кэтрин решительно забрала у сына пульт и выключила телевизор. Убрав пульт подальше от парнишки, она заговорила о девочке:
— Не настолько уж эта Нора и странная.
Губы Николь горько искривились:
— Тебя поразила ее проницательность? Ты обманулась, Кэтрин.
— Что ты имеешь в виду?
— Рон Коллиз вовсе не влюблен в меня.
Кэтрин переспросила с недоверием:
— Нет?
Отправив в рот кусочек мяса, Николь отпила вина, и только тогда качнула головой:
— Нет. Скорее, он ненавидит меня.
— Ненавидит?! Да что ты... За что?
— За то, что я — живой укор его совести.
— Господи, Николь, не тяни! — взмолилась Кэтрин. — Что такого вы сделали друг другу?
Девушка аккуратно опустила на тарелку нож с вилкой, и медленно проговорила:
— Рон Коллиз разорил моего отца, и стал причиной его смерти. Не смотри так, это не было убийством. Инфаркт. Но по его вине.
— О боже...
— А все потому, что Рон Коллиз... Как же я ненавижу это имя!
Резко отодвинув стул, Николь встала и отошла к окну. Последние лучи солнца, пробивавшиеся сквозь неприкрытые жалюзи, окрасили ее облик печалью. Кэтрин подумалось, что эта девушка не просто живет в этом доме, она связана с этим городом, с этой землей всем своим существом.
Глядя на темнеющее, спокойное море за окном, Николь бесстрастно проговорила:
— Так вот, Рон безумно любил мою мать. Не люблю это слово, но какое-то безумие в их отношениях действительно было...
Откинувшись на стуле, Кэтрин только простонала: «Николь...»
— Иначе она не натворила бы того, что сделала, — сухо добавила Николь. — Мама ушла к Рону, когда мне было года три. Потом поняла, что сойдет с ума без меня.
— Отец не отдавал тебя?
— Об этом и речи не было. Рон сам не хотел, чтобы я жила с ними. Он был моложе моей матери, и, судя по всему, вообще еще не помышлял о детях... Это сейчас он на свою Нору не надышится... И тогда мама вернулась к отцу. Но и без Рона жить не смогла. Вообще не смогла жить. Вот так-то.
— Извини, я и не подозревала...
— Конечно, откуда? А Рон не простил отцу того, что моя мать все же вернулась к нему. У него большие связи в мире бизнеса, он знает все механизмы. Он пустил наш издательский бизнес по ветру, точнее, просто перекупил наше издательство, только этот книжный магазинчик и остался. Поэтому я так привязана к нему, понимаешь? — дрогнул голос. — Поэтому не могу уехать отсюда...
Кэтрин скомкала салфетку:
— Но зачем... Зачем ты меня туда...
Справившись с собой, Николь пояснила: