Запретные уроки
Шрифт:
— Да если даже кто-нибудь и узнал тебя, никому — кроме нас самих — неизвестно, что произошло в библиотеке, — напомнил ей Лахлан.
— Зато емуизвестно, — всхлипнула Сьюзен.
— Да-да, — согласился Лахлан, тут же отметая ее слова взмахом руки. — Как человек холостой, только что унаследовавший титул, он, разумеется, отнюдь не стремится к скандалам, а тем более не хочет оказаться связанным с первой попавшейся девицей. Поэтому вряд ли он вздумает хвастать происшествием в библиотеке. И у тебя, сама теперь понимаешь, нет серьезных поводов для беспокойства.
Лахлан, у которого
— Спасибо тебе, Лахлан. Конечно же, ты прав. — И она смущенно рассмеялась.
— Отчего ты смеешься? — удивленно сморщила носик Присцилла.
— Оттого, что успела уже собрать свой саквояж. После вчерашнего я не видела иного выхода, как тотчас уехать из Лондона, дабы спасти вас от гнева отца, когда он узнает, какой позор я навлекла на всю семью Синклеров. — Сьюзен потупилась, не желая, чтобы братья и сестра увидели, как зарделись у нее щеки.
— И куда же ты думала податься... без гроша в кармане? — У Гранта от изумления даже глаза округлились.
— Я полагала, — пожала плечами Сьюзен, — что миссис Уимпол позволит мне пожить у нее до тех пор, пока герцог не уедет из Лондона.
— А ты не подумала о том, что прислуга заинтересуется: почему это леди прячется у кухарки? Уверяю тебя, эти людишки обожают сплетни, даже больше, чем люди светские. — Сьюзен ничего на это не ответила, тогда Присцилла бросилась к ней и взяла за руку. — Ну, теперь-то в этом нет необходимости, правда ведь?
Сьюзен улыбнулась краешком губ, убеждая себя в том, что близкие действительно простили ей выходку, ставившую под угрозу будущность их всех. Судя по тому, как ласково они ей улыбались, так оно и было на самом деле. Ах, если бы отец осознавал, какие добрые у него дети, а не видел только их недостатки!
— Идем, я помогу распаковать твои вещи. — Присцилла вышла из гостиной, направляясь к лестнице. — А заодно и мои,если ты по ошибке упаковала их тоже.
Сьюзен рассмеялась, поднимаясь по лестнице. Потом вдруг вспомнила голубые атласные туфельки Присциллы, которые действительно могли оказаться в саквояже — случайно, разумеется.
В тот же вечер Воксхолл-Гарденз[5]
Хотя Сьюзен и поверила железной логике Лахлана, все же показываться в свете так скоро казалось в высшей степени неблагоразумным. Однако же не прошло и суток после происшествия с герцогом, как она уже гуляла по Большой аллее Воксхолл-Гарденз.
— Все идет так, как я и сказал, Сьюзен, — Лахлан д не пытался скрыть самодовольства. — Совершенно о чем переживать. — Он прикоснулся к своей касторовой шляпе и поклонился проходившей мимо даме, полностью игнорируя шедшего вместе с ней джентльмена. Потом повернулся к Сьюзен и усмехнулся так, словно это мелю происшествие подтверждало его правоту.
У Сьюзен мурашки пробегали по коже всякий раз, когда, они выходили из света одного фонаря, тут же вступая в круг света от следующего. Боже, как бы ей хотелось, чтобы фонари светили не столь ярко и чтобы на небе был узенький серп, а не гигантская жемчужина луны, сиявшая в полную силу.
— Я готова согласиться с тем, что ты вроде бы весь прозорливо оценил ситуацию, брат. — Так оно и было:
— Вечер еще не кончился, милый братец, — напомнила она Лахлану. Впрочем, ей самой хотелось, чтобы наступила ночь, и они шли бы к экипажу, а потом ехали домой вместо того, чтобы направляться в самый центр сада.
Тут Сьюзен обернулась и, не успей Лахлан подхватить ее под руку, непременно бы упала, привлекая к себе нежелательное внимание. Заботливая сестричка Присцилла снизошла до того, чтобы позволить Сьюзен надеть те самые замечательные голубые атласные туфельки, которые она по ошибке положила в свой саквояж. Поначалу Сьюзен истолковала это как исключительно великодушный жест. Теперь же низкие, но слишком узкие каблуки туфелек при каждом шаге увязали в гравии, заставляя Сьюзен пошатываться, и она призадумалась: не был ли этот жест изощренной формой мести за то, что она по случайности едва не увезла эти туфельки с собой.
— У тебя нервы слишком напряжены, Сью. Может быть, выпьешь стаканчик аракового пунша?[6] — Грант кивнул на стоявшие неподалеку павильоны с горячительными напитками и легкими закусками.
— Нет, — вполголоса возразила Сьюзен, твердо встав на ноги. — Там слишком много фонарей. И людей чересчур много.
— Ох, ну еще бы, — насмешливо проговорил Грант, когда они пошли по короткой аллейке, укрытой высокими вязами. — Кормят там ужасно, говорить не приходится, зато вина первоклассные, выдержанные, такие жаль не попробовать. — Он усмехнулся. — Вон там, видишь? Никто ничего не ест, кроме тех, у кого вкуса нет никакого, а животы туго стянуты корсетами. Большинство же дегустирует вина.
Сьюзен ответила ему бледной тенью улыбки. Боже, Боже, она просто голову потеряла от страха, а Лахлан совершенно прав. Он прав,повторила она себе.
Они подошли к закусочной, Грант обменялся несколькими словами с толстым, как бочка, мужчиной в строгом черном костюме, и не успела Сьюзен опомниться, как всю их компанию уже провели в отдельный кабинет.
На столе сейчас же появились кварта[7] арака и несколько бокалов из толстого стекла, а Гранту подали запыленную бутылку — он одобрил вино, велел раскупорить бутылку и наполнить его бокал.
Час спустя братья стояли в нескольких шагах от павильончика и громкими голосами, совсем немного заплетаясь, повествовали достойному господину Джону Джексону о том, как их старший брат Стерлинг недолго увлекался искусством кулачного боя. К четверке не совсем уже трезвых джентльменов только что присоединился еще один юный поклонник этого искусства (если судить по невероятной ширине его плеч).
— Думаешь, нам удастся убедить хоть кого-то из братцев отвезти нас домой? — спросила сестру Сьюзен, не очень ожидая ответа. Тем временем Джексон, шутя, изобразил легкий удар в челюсть Киллиану; тот сделал вид, что пропустил удар и, шатаясь, немного попятился. Вся компания бурно захохотала.