Запретный Дворец
Шрифт:
9
Свет распространялся недалеко. Эней занял место рядом со свечой, тогда как Шари сидела ближе к углу. Негласно было решено не пускать Энея к стенам, чтобы не испытывать его нервы на прочность. Сорин устроился у самого огня и аккуратно раскрыл газету, стараясь её не поджечь. Он внимательно читал новости, пропуская разделы домоводства и советов гадалок. Спорт также был лишён должного внимания. К запаху резины добавилась тонкая ниточка дыма.
Мысли Шари напоминали реку с ровным течением. Пока она, неторопливо рассекая воду, не наткнулась на небольшой камень, торчавший из водной
Она не успела задать вопрос, как Сорин возбуждённо воскликнул:
– Шари, смотри! Смотри, про маму в газете написали!
Шари тут же подлетела со своего места и приблизилась к брату. Она сосредоточила взгляд, пытаясь привыкнуть к тусклому свету огня. Разглядев, наконец, рукой подманила Энея со словами:
– Эней, иди сюда, взгляни!
Втроём они согнулись над газетой. Из-за смешивающегося дыхания огонь плясал поклонами в разные стороны. Шари как раз вытянула голову над свечой, и игра теней сделала её лицо пугающим.
В газете на всю страницу было напечатано изображение труппы артистов. На первом плане оказался барабанщик, вылезающий из угла, рядом с ним примостились скрипач, виолончелист, трубач и певица. Чтобы помочь Энею разобраться, Сорин ткнул пальцем в один из силуэтов в центре. Ратта словно была на втором плане, и одновременно с этим всё действо происходило вокруг неё, она была центром и ядром представления. Это была красивая женщина в длинном платье, с распущенными волосами, браслетами на руках, изгибы её тела показывали, что она вот-вот закружится под переливы музыки.
– Вот она, – с любовью и нежностью в голосе произнёс Сорин. – Наша мама.
– Тут внизу подписано. «Ребята Овейны», – прочла Шари и усмехнулась. – Я думала, они перестали так называться года полтора назад. Мама не хотела, чтобы в названии было только её имя, предлагала что-то более нейтральное.
– Видимо, остальные ребята были несогласны, – развеселился Сорин. – Так и представляю, как Палочник с этим его свистящим говором спорит с мамой по этому поводу. – Он нахмурился и притворился, будто кого-то отчитывает. – Ты, дорогая-с, со мной не спорь! Совсем страх потеряла-с! За чужими спинами прячешься, будто мы тебя на повешение ведём-с. Это честь-с-с, а не наказание. Идите-с, танцуйте-с!
Он так смешно передразнивал одного из «Ребят Овейны», что Шари расхохоталась. Она помнила Палочника, чьё имя затерялось где-то двадцать лет назад. Он ходит с тростью, строит из себя древнего старика и говорит будто шипит.
Даже Эней улыбнулся, пускай и не знал, о ком идёт речь.
Сорин вчитался в следующую страницу рядом с изображением.
– Тут написано, они сейчас в Нижнем мире. Поехали на юго-запад от Паратосса. Конечно, в совсем дальние районы им путь заказан, там же другие расы дышать не могут из-за отсутствия мембранного купола. Но до его границ, предполагается, «Ребята Овейны» обойдут все населённые пункты.
– Думаю, она поехала увидеться с отцом, – предположила тихо Шари.
Сорин поумерил пыл. Руки, сжимавшие газету,
– Да. Я тоже так думаю, – негромко согласился он. Затем поперхнулся и перелистнул дальше. – Ну, больше ничего интересного пока что. Звериная Зараза всё ещё не излечена, альды жалуются на отсутствие помощи от министерств, но исследования продолжают. О, а здесь пишут, что для путешественников к Великому Духу на следующие несколько недель будут скидки на всех железных дорогах Среднего мира.
Сорин ещё что-то бормотал, но себе под нос и слишком тихо, чтобы его слышали. Шари и Эней вернулись на свои места. Теперь свеча освещала их обоих только со стороны, оставляя другую во тьме вагона.
– Вы никогда не видели своего отца? – обратился к Шари Эней. Почему-то было очевидно, что он спрашивает её, а не Сорина или не их обоих.
– Ни разу вживую, – она покачала головой, сомневаясь, что он разглядит. – Мама показывала фотографии. Сорин вылитый отец, такой же рыжий и плотный. Мама рассказывала, что отец был рыжим сразу от рождения. – Она усмехнулась. – Помню, как, когда Сорину нравилась девочка в школе, он жаловался, что не пошёл в маму. У неё ведь чёрные густые волосы, это роскошь среди раттов, первый сорт в шаблонах красоты!
– Я всё слышу, Шари! – в шутливой обиде протянул брат.
– Я не могу спрятаться от тебя здесь, чтобы рассказывать об этом по секрету, – рассмеялась она.
Послышался звук перелистывания страниц. Шари вернулась к разговору о родителях.
– Мама рассказывала, что с отцом её познакомил дядя. Они вместе служили, стали хорошими друзьями. Потом дядя как-то пришёл с сестрой к отцу на день рождения, потому что хотел показать, как она танцует. – В голосе Шари послышалась нежность. – Мама сказала, что уже тогда знала, что полюбит этого мужчину на всю жизнь. И в тот день её танец посвящался ему. Конечно, она не могла знать, что всё сложится так, как сейчас…
В Шари не было той неловкости, непонятной настороженности, с которой об отце говорил Сорин. Безмерное количество любви звучало, когда она рассказывала о маме. Упоминания отца лишь откликались где-то на фоне.
– Итак… двадцать три года назад отец навсегда уехал из нашего дома, а мама родила Сорина.
– Он бросил семью? – решил уточнить Эней. Его голос оставался бесстрастным.
– Не то чтобы бросил, – с сомнением отвечала Шари. – Хм, как бы тебе объяснить. Отец не семейный ратт, он не тот, кто работает, чтобы, приходя домой, обнимать детей, целовать жену и читать книгу, сидя в кресле у камина. Мама говорит, что она – его вторая любовь, а первой любовью отца стала военная служба. Но я не уверена, что могу это понять. Они с мамой всё ещё видятся. Она ездит к нему и, когда возвращается, говорит, что хорошо провела время.
Шари распустила волосы. Они упали за спину непослушными волнами, в то время как она растягивала резинку на руке. Взяв одну прядь, вытащила её вперёд и накрутила на палец так, чтобы получилась спираль. В задумчивости рассматривая её, Шари продолжила говорить:
– Знаешь, Эней… Пружина, испытавшая сжатие, стремится вернуться в исходное положение.
Эней озадаченно замер, не понимая, куда Шари клонит. Она тем временем пыталась сделать так, чтобы совсем не упругая спиралька волос напомнила пружинку.