Запуск разрешаю! (Сборник)
Шрифт:
Виктор поблагодарил. Дал слово, что откроет упаковку только в кабинете начальника ГАИ.
Мы ненадолго остались одни.
— Слушай, — говорю, — подарил бы им сувениры, что ли. Я свои все раздал. А у тебя полчемодана осталось.
— Еще не вечер, — упирался Виктор, — может, толкну в аэропорту. — Шлейкин открыл фибровый чемодан с ложками, матрешками, щепными птицами. — А хочешь, я тебе уступлю? Возьми оптом. С хорошей скидкой. Деньги отдашь на родине.
Нас вышел провожать весь поселок.
Перед самым отъездом к автобусу на своем джипе примчался биржевик Джон с приятелем. Товарищ остался в кабине.
— А вот и Джон, — сказал Майкл, — наш молодой бизнесмен.
Джон выскочил с большой пачкой свежих газет. Всем русским он сунул в руки по толстому экземпляру. Наши оторопели: «Он что, охренел?»
Джон не мог понять их легкой растерянности.
— Благодарите! И ни о чем не спрашивайте, — кричим мы с Виктором. — Улыбайтесь! Улыбайтесь! Это местный сумасшедший. Он покупал нам китайские газеты. Каждый день за семьдесят верст ездил. Святой человек. Его нельзя обижать. Улыбайтесь!
Все начали благодарить Джона за щедрый подарок. Делали это подчеркнуто громко и радостно. Кажется, Джон был счастлив.
— Вы хоть для вида загляните в газеты! — кричим. — А то человек обидится. Читаем! Все читаем!
Русские с жадностью набросились на иероглифы. Джон сел в машину. Сказал приятелю.
— Видишь, все они читают. Мой выигрыш.
Приятель достал деньги.
— Здесь тысяча. Невероятно. Неясно, почему они делают это?
— Я, кажется, начал понимать русских, — негромко отвечал Джон. Он улыбнулся нам через окно автомобиля. — За грубой внешностью и ужасными манерами кроются тонкие, чувствительные, деликатные натуры. Не хотят меня расстраивать. Какие нежные сердца. Поехали.
Джон помахал нам и включил зажигание. Мы махали ему газетами вслед.
Стали прощаться. Обнимая нас, Майкл и Барбара еле сдерживали слезы.
— Надо же, — расчувствовался и Виктор, — словно прикипел. Лен, переведи. Если бы Майкл жил в Советском Союзе, я бы ему сделал права. Бесплатно.
Лена отмахнулась.
— Ну тебя.
— Нет, ты переведи. Это очень важно.
— Что сказал Виктор?
— Если бы ты, Майкл, потерял водительские права в нашей стране, Виктор помог бы тебе их восстановить.
— Это очень, очень мило с твоей стороны, — поблагодарил Майкл.
Виктор отвернулся. Вытер слезу. Потом махнул рукой, кинулся в автобус и вытащил свой чемодан. Бросил на землю. Распахнул. Начал вынимать оттуда матрешки, птицы счастья, ложки, расписные доски.
— Дарю! Всем дарю! — Виктор лихорадочно раздавал сувениры всем желающим.
— Забыл! — переводила Лена. — Он совсем забыл о подарках для всех вас.
На прощание мы еще раз обнялись с Майклом и Барбарой.
— Виктор, вы запомнили,
— Конечно, Барбара.
Сели в автобус. Провожающие долго махали нам вслед. Точь-в-точь, как в каком-нибудь Долгощелье, когда перед закрытием навигации последний рейсовый теплоход уходит в Белое море. На причале стоят местные жители. И машут родственникам, машут. Пока корабль не растворится в серой туманной дымке.
Виктор едва сдерживал слезы: «Американы, американы. Оказывается, нормальные люди».
Он еще раз оглянулся назад. Через стекло провожающих уже не было видно. Только одинокий пес изо всех сил пытался догнать автобус.
— О черт, это же Виски! Стоп! Драйвер, стоп бас!
Заскрипели тормоза. Виктор стал пробираться к выходу.
— Виски, я же совсем забыл.
Виктор выскочил из автобуса и бросился навстречу собаке. На ходу он снимал с себя ошейник.
— Прости, друг. — Виктор надел ошейник на Виски. Проверил крепление. — Извини русского полицейского.
Виски не обижался. Он скулил и махал коротким хвостом. На прощание они крепко обнялись и расцеловались.
Взлетно-посадочные полосы аэропорта имени Кеннеди напоминают леток огромного улья. То и дело садятся и взлетают пчелы-самолеты с новыми взятками. Гул не прекращается ни на минуту.
Нам осталось совсем немного. Пройти регистрацию, погрузиться в самолет и улететь. Перед посадкой случилась небольшая заминка. Советские пассажиры отказалась сдавать чемоданы. Представитель Аэрофлота несколько раз подходил к соотечественникам и уговаривал:
— Отдайте вы свое барахло. Не позорьте страну. Сдайте вещи в багаж. Ну куда вы прете с вашими манатками?
Группы туристов и командировочных из разных городов СССР стояли насмерть.
— Мало ли чего, — за всех отвечал Виктор. — Нам не тяжело. И не уговаривайте. Не сдадим.
Наконец пассажиры из Хабаровска дрогнули:
— Да, что мы, в самом деле, товарищи! Мы же не на родине.
— Не забывайте, куда летим, — многозначительно отвечал Шлейкин.
Дальневосточники пошли «сдаваться». Несколько человек из нашей делегации последовали их примеру. Виктор еще раз советовал им этого не делать.
— Но вы же цивилизованные люди, — продолжал стыдить остальных представитель Аэрофлота. — Ведете себя как дикари.
— Да, мы такие, — отвечал за всех Виктор.
Наконец, пустили в салон. Оказалось, что там полно свободных мест. Все легко разместились с вещами. Мыс Леной и Виктором сели рядом. Летим. За окном чистое небо с редкими прозрачными облаками. На крыльях стрелки с непонятными обозначениями. Виктор молча глядит в иллюминатор на удаляющуюся землю:
— Отсюда Америка такая же, как Россия.
— Какой же ей быть, по-твоему?
— А она другая… Приедем домой, — задумчиво говорит Шлейкин, — возьмусь за английский.
— Теперь зачем? Все позади.