Заражение
Шрифт:
– Да, – после паузы, проглатывая вдруг скопившуюся во рту слюну, потухшим голосом.
Им зачата обида, которую та, пока разговор между приятелями завязывается, прогоняет: «о чем я вообще думала. Он каждый день столько дел решает. И я тут. Куда-то лезу. Мешаюсь только. Но так было бы круто если бы сказал мне что-то для него сделать. Я бы с радостью выполнила его просьбу. Может приказ? Нет, нет, просьбу». Улыбается про себя и улыбка эта не задерживается в сознании, а неприметно вылазит на поверхность, ловит себя на этом, улыбку прячет и, под мотив самокритики
– …в этот раз, Ань, я хочу, чтобы у нас все было обставлено, как полагается, – слова его адресованы девушке с хвостом.
– «Как полагается», Сереж, это, наверно, Галина должна решать, – вербальный клинок ее, что проникает, осязаемо, на пару сантиметров под сердце. И только вид новенькой, как выяснится позже, девушки, той, что сейчас, в завалах локонов рыжего на веснушках, сидит, запыхавшаяся, убравши телефон с платьями в средний, в соседство с монетами, на замочке отдел, выполненной изнутри в стандартном черном сумочки, останавливает его от реакции за рамками приличествующей нормы. И это уменьшительно-ласкательное обращение к нему раздражает сильнее всего.
Время утолщается, замедляя в молчании ход. Остальные девушки не пытаются вклиниваться в считываемый подсознанием конфликт. Это взятая по модулю культура, прямиком из бессознательного, культура сражения, культура совокупления, смерти, культ Знака. И они, изголодавшиеся, смотрят, сытятся этим, готовые покорно под победителя «лечь».
– Ань, она не может за всем уследить. За тобой стоят понятные задачи и – и буква это нараспев вырастает до заглавной, – И Я ХОЧУ ЧТОБЫ ОНИ БЫЛИ ВЫПОЛНЕНЫ «КАК ПОЛАГАЕТСЯ», – сказано не-криком, в котором слова звонят от вложенных в них, граничащих с негативом, эмоций.
Короткая пауза.
– Хорошо, сделаю, – потупив глаза в стол, отвечает.
Мужчина откатывается на спинку дивана, чувствуя наслаждение ее унижением и своей силой. Его соседка от вида «его жертвы» получает того же вида удовольствие, усилена в правоте своего-ему поклонения, восхищения Им, кажется, перейти осталось единственную, завершающую, отмеченную красным грань… И только Даша, новенькая здесь девушка, взирает на это больше с непониманием, чем с каким-то понятно-сформулированным чувством, и со взглядом на соседку в нее слабо втекает жалость, за молчание это Анино ее жалеет, но к осуждению мужчины мысль не подходит.
– А кто-нибудь может мне подробно объяснить, чем вообще занимается общество?, – осматривает каждого, стопорясь на Ане, шевельнувшейся. Как будто оживающей. – Я в общих чертах поняла, но мне толком никто ничего не объяснил.
– Ань, объясни, пожалуйста, девочке, что лежит в… ммм… основе нашего объединения, – не отстыковываясь от спинки дивана, Сергей.
Демонстративен. Уверен, что одаривает девушку языком (О), правом говорить (не-зачеркнуто), стать гласом общества, коммуны (?).
– Да, конечно, – внутренний ветер ее красится благодарностью, что пробует выразить в устремленном на него взгляде, кой замечен и специально проигнорирован, – Мы существуем уже давно, начинали буквально с нескольких человек,
Всей этой тирадой, с улыбкой обращена уже к Дарье, та с окончанием, с требованием ответа к себе оттягивает момент его, совершая глоток остатков вина в бокале, что нарочито долог.
– Это очень интересно на самом деле. А зачем вам я тогда понадобилась? Просто мне кажется, что я не такая уж серьезная личность, чтобы вас заинтересовать.
– Ты очень интересная личность, Даш, – улыбается, – поэтому мы и обратили на тебя свое внимание.
Радуется этой похвале как ребенок, носогубная складка – впадиной, большая и малая скуловые мышцы – на износ, 18 остальных на лице напряжены, выдавая довольство на обозрение, удовлетворяя тех, кто это ее счастье, «в соответствии с планом», уже поделил, кто знает сценарий, как она, пожертвовав малым, дарует «тепло» остальному миру. Эндорфиновая игла уже в вене и пальцам само время размяться, попробовать, насколько послушно это игрушечное тело узелкам нитей на них.
– Я, честно, не ожидала такого, – мышцы ее так же надрывно.
– Почемууу? – не только буква последняя тянется, но и интонация Ани поменяна до для младенцев заговаривания, – Ты мало того, что умная, ты и красивая очень, – и лукавый огонь явственно вспыхивает в ее глазах, заставляя щеки той зардеться, но одергивается, поняв, что позволила себе излишек личного вложить в последний пассаж, – Но ты, конечно, нам интересна именно своими профессиональными навыками. Мы всегда, знаешь, в поисках подающих надежд девушек… и не только девушек, конечно. Хахаха, – заливается.
– Спасибо, – и вопросы ее исчезли.
Успокоившись, возобновляет диалог (это монолог, детки).
– Даш, никаких особых требований и условий мы к новичкам на первых порах не выдвигаем. Хотим просто, чтобы вы лучше ознакомились со структурой организации и ее правилами, – монотонная, в пару тиков на ручных часах пауза – Поэтому от тебя требуется просто присутствовать на ближайших наших собраниях, следующее из которых должно пройти в этих стенах в ближайшие дни. Тут все. С этим понятно? Устраивает тебя такое, наша королева?, – наклон с милой улыбкой головы.
– Хаха, – взнервленный смешок, – Наверно да. Устраивает. А Марина на собрании будет?
– Нет, она заболела и у нее там что-то не получается. Но мы там будем, поэтому одна не остаешься. Не бойся, – и будь в Даше толика сомнения, то улыбку бы Анину сейчас интерпретировала как оскал, но она искренняя, а потому – улыбка здесь – только улыбка, слабая, она, потенциально, уже на могильнике подобных, ходит по рядам плит, высматривает бессознательным себе посимпатичней место – последняя радость.