Зарево над Волгой
Шрифт:
— Как обстановка, Прокофий Логвинович? — спросил командующий. — Немцы бросили в бой свои танки — сколько их?
— Много, Николай Федорович, бьем по ним прямой наводкой. Правда, пришлось чуток сбавить ход.
— А вот делать это нежелательно. Чем быстрее будешь продвигаться, тем меньше будет шансов у врага подбросить против твоей армии подкрепление, — спокойно, но твердо заявил Ватутин.
— Вас понял, исполняю!.. — глухо отозвался Романенко.
Прошло не более двух часов после того, как наши танки ринулись в атаку, и три танковые
— На их пути встали вражеские танки, — сказал начальник штаба генерал Стельмах. — Я только что связывался по радио с двумя комдивами.
— Вот это известие для меня, что нож в сердце! — с горечью воскликнул Ватутин. У него от напряжения даже покраснело лицо, а глаза загорелись. — Нам надо во что бы то ни стало прорвать всю тактическую зону обороны врага, — горячо продолжал Николай Федорович. — Командарм Романенко многое сделал для этого, но не все. Я думаю, что пора вводить в сражение два резервных танковых корпуса — 1-й генерала Буданова и 23-й генерала Родина.
— Пожалуй, это для нас единственный выход! — согласился начальник штаба Стельмах.
— Отдавай им приказ! — коротко бросил Ватутин.
— Есть! — Стельмах поспешил к рации, по которой держали связь с корпусами.
Ватутин от напряжения вспотел. Перед началом операции на КП фронта прибыл представитель Ставки генерал Василевский. Он-то и посоветовал Николаю Федоровичу, чтобы танки Романенко не вели атаку противника в лоб, а клиньями охватывали вражескую оборону. Тогда враг будет вынужден оттянуть свои силы с центра и в его обороне появится брешь.
— Вот в эту брешь и бросай танки, — говорил Василевский. — Расширяй эту брешь. У вас ведь есть для этого два резервных танковых корпуса — вот и действуй…
«Я так и сделал, два танковых корпуса введены в сражение, — отметил про себя Николай Федорович. — Лишь бы они не оплошали!»
Но опасения командующего были напрасны. Танковые бригады этих двух корпусов с ходу сломали оборону врага и за день продвинулись на 20 километров. Противник бросал в атаку свежие части, но безуспешно. Особенно дерзко уничтожали врага экипажи танков 26-го танкового корпуса, 3-й и 8-й кавалерийские корпуса. В районе Распопинской было окружено 5 румынских дивизий. Почти целиком они сдались в плен. Получив это сообщение от командарма Романенко, Ватутин весело произнес:
— Хороший улов! — Он подозвал к себе начальника штаба генерала Стельмаха: — Григорий Давидович, запроси, пожалуйста, как дела у командарма 21-й генерала Чистякова: что-то он молчит.
— Молчание — золото, — усмехнулся Стельмах и тут же добавил: — Я только что собрался звонить ему…
— Ладно, я сам переговорю, а ты позвони генералу Красовскому. Туман заметно рассеялся, небо посветлело — поднял ли он в бой свою
Ватутин тут же связался по радио с Чистяковым. На его вопрос, как протекает атака, из динамика, висевшего над столом, донесся голос командарма:
— У нас, товарищ командующий, отличился 4-й танковый корпус генерала Кравченко. К концу дня его танки преодолеют расстояние в тридцать километров, если не больше.
— Вот это атака! — воскликнул Ватутин. — Передай мою благодарность генералу Кравченко. Скажи Андрею Григорьевичу, что будет ему орден за боевые дела, а какой — зависит от его дальнейших действий.
На проводе послышался громкий смех, и голос генерала Чистякова произнес:
— А вы хитрый, Николай Федорович!
— А как же! На войне без хитрости успеха не добьешься, голубчик!..
Какое-то время Ватутин работал над оперативной картой. Хотел было выпить стакан чаю и съесть что-нибудь, но ему позвонил командующий Донским фронтом Рокоссовский. Он был краток:
— Как дела, Николай Федорович?
— Могли быть и лучше, но ты же знаешь, противник у нас коварный, воевать умеет, вот и приходится моим танкистам драться не на жизнь, а на смерть. Но с курса ему нас не сбить! А что у тебя? Где ты сейчас пребываешь?
Рокоссовский ответил, что с началом операции он находится на вспомогательном пункте управления на участке 65-й армии генерала Батова. Бои идут тяжелые и упорные. Противник контратаками пытался затормозить продвижение войск, но командарм 65-й, главной ударной силы фронта, проявил хорошую инициативу. Он быстро создал импровизированную подвижную группу. Собрав все танки, которые у него имелись, он посадил на них десант из пехоты и направил его в обход вражеских опорных пунктов. И получилось неплохо: ударами во фланг и тыл противника подвижная группа обеспечила быстрое продвижение остальных соединений.
— Как видишь, Николай Федорович, мы импровизируем на ходу, ибо враг силен, есть у него и танки, и самолеты. Кстати, об авиации. У тебя уже действуют штурмовики? — спросил Рокоссовский.
— Начали, потому как туман немного спал. Жаль, что авиация не смогла помочь войскам, когда началось наступление.
— Не переживай, дружище, — гулко отозвался Рокоссовский. — Она наверстает упущенное. А вот мой главный авиатор Руденко стал действовать парами и одиночными самолетами, и это здорово помогло пехоте.
— Сергей Игнатьевич человек мудрый и рисковый, — отозвался Ватутин. — Ты, видно, разрешил ему в такой туман действовать так, как сказал, а я не отважился. Теперь же генерал Красовский и генерал Смирнов дают фрицам жару, и я доволен. Спасибо, что позвонил мне, Костя, а то я слишком увлекся своими танкистами. Успехов тебе, дружище!
— И тебе тоже, — откликнулся Рокоссовский.
Перед началом операции «Уран» командующий Донским фронтом генерал Рокоссовский на вопрос Верховного главнокомандующего, готов ли фронт нанести по врагу мощный удар, ответил: