Зарубежный детектив - 87
Шрифт:
— А в Веспреме вы в последний раз когда были?
— Неделю назад. Ездил в командировку. Но в тот же день вернулся домой.
— У вас есть светло-коричневый костюм?
— Есть. Я в нем как раз за город езжу. Купил в прошлом году готовый.
— На нем есть какие-нибудь дырки, повреждения?
— Вы-то откуда про это знаете? — изумился молодой инженер.
— Так есть или нет?
— Есть. За что-то зацепился, вырвал кусочек материи. Из отворота.
— Не можете сказать точно, когда это было?
— Нет, точно я не знаю. Это мама заметила. На прошлой педеле.
— Вы охотитесь?
— Какая уж тут
— Рыбачите?
— Нет.
— Собираете марки? Или что-нибудь еще в этом роде?
— Словом, вы интересуетесь моим хобби? Сейчас это модно, чтобы у человека обязательно было хобби. Есть у нас один инженер уже в годах. Под пятьдесят. Узнал, что в нашем кругу каждый имеет какое-нибудь хобби. И ему сразу стало стыдно, что у него нет увлечения…
«Интересно, что в ходе разговора он все время отвлекается от основной темы, — отметил для себя Зеленка. — Сознательно он делает это? Или уж такой образ мышления?»
— Вы не ответили на мой вопрос, — сухо заметил капитан.
— Нет, я никогда не собирал марок. Даже в детстве. Насекомых, было дело, собирал. Насекомые — это целый мир! Вы даже представить себе не можете, какое множество разновидностей насекомых имеется. И насколько они совершенны! Вы знаете, товарищ Зеленка, если бы, к примеру, на земле не было пчел, самый великий гений не смог бы их изобрести. Разнообразие жизни бесконечно! Пусть звучит тривиально, но это так. Я некоторое время покупал так называемые научно-фантастические книги. Но сейчас мне их попросту скучно читать, потому что они жалки. В них ни жизни, ни науки. Ни фантазии. Да и литературой их тоже не назовешь…
Зеленка рассмеялся. Потом, поймав вопросительный взгляд инженера, извиняющимся голосом пояснил:
— Вас, я смотрю, столько всего занимает.
— Извините, я опять увлекся, — покраснел инженер. — Давайте вернемся к нашим баранам. К сожалению, более точное алиби я в данный момент не могу вам представить. Но что в кино мы с женой были, это факт. И, вернувшись домой, мы тоже думали не о богатстве моего дяди. Своих проблем ведь тоже хватает.
— Ваша супруга кто по профессии?
— Она научный сотрудник. Биолог.
Зеленка задумался, а собеседник его тотчас воспользовался паузой:
— Вы с отцом говорили?
— Говорил.
— Вот это похоже на него. Даже не позвонил мне! Товарищ Зеленка, я бы на вашем месте мою мать и сестру не опрашивал. Молодые девушки, те вообще не имеют обыкновения интересоваться материальной стороной. А уж убивать из-за денег? Предумышленно? Да еще из охотничьего ружья!
— А насчет охотничьего ружья вам от кого стало известно?
— От вас. Такой вывод сделать очень даже легко. Вы спросили, хожу ли я на охоту? Значит, для убийства было использовано охотничье ружье. Богатство — это великолепный мотив для совершения преступления, если вы предполагаете, что преступление было заранее подготовлено, продумано. А по расстановке акцентов в ваших вопросах я понял, что здесь имеет значение охота, а рыбалка — не очень. Не правда ли? А вот филателия мне уж просто подозрительна: может, исчезла его коллекция марок? Что же касается клочка ткани, вырванного из моего пиджака… Если помните, на прошлой неделе был сильный ветер. Почти ураган. Так что этот кусочек могло, скажем, занести ветром на участок моего дяди. Или в сад…
Капитан Зеленка пристально посмотрел на молодого инженера.
— Вам бы в милиции работать… — проговорил он задумчиво.
— Спасибо за комплимент, — рассмеялся инженер. — Но вашим предложением не смогу воспользоваться. Меня моя нынешняя работа вполне устраивает…
Разговор
Зеленка успел также, несмотря на просьбу Колечанского-младшего, встретиться и поговорить с его матерью и сестрой Эстер. С девушкой разговор получился непосредственный и дружелюбный. Она как-то сразу приглянулась Зеленке, и он жалел теперь, что познакомился с ней лишь по делу службы.
Дом Галамбошей Зеленка разыскал в самом конце улицы Лехеля. Вечернее солнце уже собиралось спрятаться за горизонтом, и его лучи горизонтально стелились над землею, над шпалерами виноградных лоз в саду. Зеленка постучал в калитку. Его услышал мужчина, окучивавший лозы. Отложив в сторону мотыгу, он пошел навстречу гостю к проволочной сетке, отгораживавшей двор от сада.
— Вы ко мне?
— Мне нужен Михай Галамбош.
— Это я.
Зеленка показал ему удостоверение. Галамбош внимательно посмотрел на фотографию, сравнил ее с лицом гостя.
— Слушаю вас, товарищ Зеленка. Может быть, лучше, если мы в комнату пройдем? В ногах правды нет, ну и потом… — Он покосился на соседний двор. — Там уж никто к нашим разговорам прислушиваться не будет.
Расположившись в большой жилой комнате, одну стену которой занимали книжные полки, он продолжал:
— Разрешите предложить вам хорошего винца? С собственного виноградника.
— Нет, спасибо, — отказался Зеленка. — При исполнении.
— Ну что ж, оно и верно, — согласился Галамбош. — Слушаю вас!
— Скажите, товарищ Галамбош, вам знакомо имя Леринца Колечанского?
— Того, что жил на углу? Сожалею, знакомо. Хотя лучше бы не знать мне его никогда. Слышал, убили его в пятницу. Нехорошо так говорить, но что поделаешь: узнав о его смерти, я обрадовался, не то что посожалел. Получил, негодяй, то, что заслужил.
— Отчего же вы так озлоблены на него?
— Потому что это он был злым человеком.
— У вас были какие-то личные причины сердиться на него?
— Были. И еще какие! Дочь мою своей любовницей сделал. А ведь ей тогда не было еще и семнадцати. Уж и не знаю, как он с ней познакомился.
— А вы уверены в этом, товарищ Галамбош?
— Совершенно точно. Сначала заметил, что дочь моя стала поздненько домой возвращаться. Стал следить за ней, хотя унизительно это было — и для нее, и для меня. Но только так и установил, что ходит она к Колечанскому. А потом жена мне сказала, что у дочки нашей ребенок будет. Так вот и узнал я о своем горе. Но в то время еще не было такого закона, чтобы к ответу негодяя привлечь. Но жена настояла, чтобы дочь сама обратилась к Колечанскому, попросила бы помочь ей как-то. А путь был один — противозаконный. И тогда этот подонок заявил ей, что он к незаконным методам прибегать не собирается, что он, видите ли, законы уважать привык! А разве законно то, что он с ней, моей дочерью, сотворил? И помочь ей мы не могли ничем. Я тогда на вагоностроительном работал. Зарабатывал только на хлеб насущный. Где уж нам было денег на врача собрать. Ну а там «венгерские события». Октябрь 1956 года. Дочь моя уверовала, что на Западе с этим делом все в порядке будет. Сбежала. Потом получаю известие, что покончила с собой. Там, на этом «счастливом Западе», и похоронили ее. Не знаю даже, где и могилка-то. А вы еще хотите, чтобы я зла на него не имел?!