Засада. Спецназ 1941 года

Пивень Сергей Алексеевич

— Все, ребята, мы раскрыты, теперь таиться незачем! — прокричал Черняк. За дверью затрещали выстрелы. — Уходим, пока нас гранатами здесь не закидали!..

Он быстро схватил со стола планшеты летчиков, ловко забросил их себе за плечо. Втроем, друг за другом, они выскочили наружу.

Бой на аэродроме разгорался с каждой секундой.

И здесь разведчикам, можно сказать, повезло. Крики Штольца о каких-то русских солдаты охраны аэродрома поначалу восприняли как сигнал к отражению атаки со стороны леса. Ведь именно оттуда должны были прийти партизаны и парашютисты. Немцы никак не думали, что русские уже здесь, на аэродроме, и что это именно те солдаты, которых они встретили в лесу

и которые тащили с собой пленного советского диверсанта. Такое непонимание сыграло с гитлеровцами смертельную шутку. Два взвода солдат, следуя приказу Штольца, уже находились в грузовиках, поэтому, едва тот выбежал из дежурки с криками о русских, Колодин, поняв, что они раскрыты и видя, что немцы не обращают на него внимания, недолго думая бросил в кузова грузовиков по противотанковой гранате. Взрывная волна была такой силы, что Черняка, Долгополова и Журбина, выскочивших из дежурки, свалило с ног. Благо, что никого из них не зацепило. Зато одним махом было покончено сразу больше чем с тридцатью гитлеровцами, исковерканные тела которых валялись возле покореженных взрывами грузовиков.

Черняк метнулся за угол строения, где можно было укрыться. Тут же по доскам возле его головы застрекотали пули. Журбин перебежками рванул к вышке. Часовой сверху поливал пространство аэродрома огнем из пулемета. Старшина подбежал к пустой бочке из-под горючего и, высунувшись, дал снизу очередь, метя в пулеметчика. Тот пригнулся, тем самым на несколько секунд дав Журбину время беспрепятственно бросить гранату под одну из опор вышки. Ухнул взрыв, и та стала заваливаться набок; часовой с испугу прыгнул вниз и принялся истошно орать, катаясь по земле, — стало понятно, что при падении он сломал ногу. Теперь он был уже неопасен.

Повсюду трещали автоматные очереди. Оставшиеся в живых немцы еще огрызались огнем, спрятавшись в своих бараках, не давая разведчикам подойти на расстояние броска гранаты. Руководимые опытным командиром — гауптманом Штольцем, — гитлеровцы оборонялись со знанием дела. Становилось очевидно, что просто так они не сдадутся.

Разведчики развернулись полукругом и теперь поливали бараки очередями, кроша деревянные доски, в которых уже стали видны дыры от многочисленных попаданий.

— Командир, дежурку поджигай! Дым повалит! — крикнул Журбин капитану. Тот понял. Помещение радиостанции находилось недалеко от бараков, в которых засели немцы. Если поджечь строение, то под прикрытием дыма можно будет попытаться подобраться к фашистам поближе и закидать их гранатами.

Черняк юркнул обратно в дежурку, пошарил глазами, пытаясь найти то, что можно будет зажечь, увидел в углу кровать, на которой лежало одеяло. Не медля ни секунды, сгреб со стола какие-то бумаги, бросил их на кровать. Подсев ближе, поджег. Огонь с бумаги перекинулся на ткань, разгораясь все сильнее. Внутри все заполонило едким дымом, в горле сильно запершило, и потоком пошел кашель. Капитан, прикрыв рот рукой, рванул обратно. Выбежав наружу, остановился. Понял, что они допустили ошибку, и он, как командир группы, был виновен в этом в первую очередь.

Два летчика-«стервятника» — Майнц и Науманн — бежали к своим самолетам, до которых было уже недалеко. Увлекшись солдатами охраны, которые стеклись в бараки и теперь держали там оборону, разведчики совершенно упустили из вида пилотов, словно бы позабыв об их существовании, и те этим воспользовались. Теперь они хотели улететь с места боя на своих самолетах, а перед этим, что было более чем вероятно, уничтожить всю группу разведчиков, которые сверху будут видны для них как на ладони. И кто знает, как там может все еще повернуться?

Черняк в отчаянии ругнулся, поняв, что из своего пистолета «стервятников»

ему было не достать — слишком далеко. Напрягшись, закричал:

— Сержант, уходят! К самолетам уходят!

Из разведчиков ближе всех к тому месту, где они стояли, находился Колодин. Обернувшись на крик капитана, он сразу же заметил бегущих по полю немецких летчиков, перевернулся на спину и дал по ним очередью из автомата. Пилоты бежали далековато друг от друга, а потому пули сержанта свалили лишь одного. Летчик рухнул на землю и больше не дернулся. Второй, видя, что подобная участь может грозить и ему, побежал из стороны в сторону, петляя, словно заяц.

Капитану с его места было плохо видно, но по внешнему облику и телосложению он догадался, что в живых из летчиков остался тот, кого Реммер назвал Майнцем — пилот «Мессершмитта». Значит, Колодин подстрелил Науманна — пилота «Юнкерса».

В это время пламя полностью охватило дежурку, и под прикрытием огня и дыма разведчики поползли вперед, сжимая кольцо вокруг бараков с немцами. Их уничтожение было теперь лишь вопросом времени. Однако капитана тревожила другая мысль: что делать с Майнцем? Хорошо, если он улетит на самолете с поля боя, а если он все-таки решится атаковать их сверху, ведь недаром же он тренировался целую неделю на мирных жителях?

Поначалу Черняк не понял, почему Майнц резко свернул в сторону и бежал теперь не к своему «Мессершмитту», а к «Юнкерсу». Но увидев, что кабина истребителя закрыта, а у бомбардировщика она распахнута, понял: Майнц опасался, что в момент, когда он станет открывать кабину, он уже не будет находиться в движении, тогда, соответственно, будет представлять собой отличную мишень, и его запросто могут подстрелить. Им двигало в тот момент единственное желание — выжить, выжить любой ценой.

Когда Майнц с разбегу вскочил на крыло, а с него ловко нырнул в кабину, захлопнув сверху за собой стеклянную крышку, Черняк увидел Сиротина. Тот, не опасаясь, что по нему могут открыть огонь засевшие в бараках немцы, открыто бежал по полю к теперь уже одиноко стоявшему «Мессершмитту». Майнц к тому времени уже успел вырулить «Юнкерс» и теперь разгонял его по полю, намереваясь поднять в небо. Когда это удалось, повернул машину и взял курс на запад, в глубь территории, контролируемой немцами.

Сиротин тоже, видимо, не зря обучался в летном училище. Нырнул в кабину «Мессершмитта» и завел двигатель так, словно это был его собственный самолет. Взлетев, на большой скорости устремился в погоню за «Юнкерсом».

Теперь, когда стало понятно, что Майнц, преследуемый Сиротиным, не рискнет атаковать их сверху, разведчики с удвоенной энергией усилили натиск на гитлеровцев. Тактика была простой: пока одни вели по баракам непрерывный ураганный огонь, не давая немцам высунуться, другие подползали ближе и синхронно бросали гранаты кто на крышу, кто под двери. От взрыва крыша обваливалась, барак загорался, после чего, повинуясь инстинкту самосохранения, немцы бросались через подорванные гранатой двери в открытый проем наружу, где попадали под уничтожающий огонь разведчиков. Так уже было разгромлено два барака, оставался последний, третий.

Тем временем в небе шел свой бой. Сиротин уже видел впереди себя вибрирующий хвост «Юнкерса». Когда он попытался пристроиться к нему сзади и скосить очередями, пилот бомбардировщика резко ушел вправо, по-видимому, разгадав маневр истребителя. Сиротин потянул ручку штурвала на себя, направив «Мессершмитт» вверх. Теперь он решил действовать иначе: расстрелять «Юнкерс», находясь сверху него. Его задачу могли облегчить облака, под прикрытием которых можно было подобраться к бомбардировщику вплотную, но их не было — небо, как назло, было чистым.