Заседание рейхстага объявляю открытым
Шрифт:
«...Что не был втрое я отважнее в бою!»
«На днях у меня дома произвели довольно основательпый обыск. Они вообразили, что здесь нечто вроде «центрального пункта» или хранилища всей оппозиционной литературы. Не изъяли ничего, кроме одного номера официального партийного бюллетеня, выпускаемого правлением партии. Явно рассчитывали на большее, так как в лесу стоял автомобиль, который наверняка предназначался для того, чтобы увезти меня».
Так писала Клара Цеткин Элен Анкерсмит 23 июля 1915 года.
Власти,
Тем не менее через несколько дней снова прибыл полицейский автомобиль, который отвез Клару Цеткин в следственную тюрьму в Карлсруэ. Здесь в камере на деревянных нарах 29 июля пятидесятивосьмилетняя узница должна была провести ночь. Сколько предстояло ей таких ночей? Этого она не знала.
После Бернской конференции у властей было много «оснований» для ареста Клары Цеткин. Нелегальной прежде всего являлась сама конференция, такой же была прокламация, вскоре обнаруженная во многих районах Гермапии. К тому же все более очевидной, даже бросающейся в глаза становилась активность революционных противников войны.
Через непродолжительное время после Бернской конференции вышел первый номер «Интернационала» — теоретического органа левых; они решили это же название присвоить своей группе. В нем была напечатана статья Клары Цеткин. 27 мая вышла написанная Карлом Либкнехтом листовка: «Главный враг — в собственной стране», призывавшая рабочий класс к массовым выступлениям против империалистической войны. На следующий день перед зданием рейхстага состоялась первая большая антивоенная демонстрация.
Кайзеровские власти, как и лидеры правых социал-демократов, имели все основания для того, чтобы нервничать. Усилилась травля левых. Власти предпринимали новые, еще более суровые меры. Были арестованы Вильгельм Пик и ряд низовых функционеров, подозреваемых в распространении «Берпской прокламации».
Клара Цеткин оставалась в неведепии относительно того, какую судьбу ей уготовили милитаристы. Тюрьма? Такое наказание, она знала, полагалось за государственную измену и шпионаж. Интернирование на время войны? Клара узнала, что ее имя находится среди тех, кто подлежал «превентивному аресту».
На допросе у следователя она взяла на себя полную ответственность как за созыв Бернской конференции, так и за выпуск прокламации.
На первом нее допросе 30 июля Клара Цеткип заявила: «Я провела всю подготовительную работу для конференции в Берне. Я была председателем конференции, принимала участие в составлении всех ее решений и несу за них ответственность. Я написала также официальный отчет о ходе конференции, опубликованный 3 апреля в «Бернер тагвахт»... Как секретарь международной организации, я обязапа выполнять принятые в Берпе решения; к ним относится и распространение принятого конференцией воззвания.
Луша Дорнсманн
Так как,
ку переслали для распространения в Германии, я передала другим. Говорить об этом более подробно — отказываюсь».
Ей было предъявлено обвинение: «Покушение на государственную измену».
Второе обвинение — в «государственной измене» — было возбуждено против Клары Цеткин, Розы Люксембург и Франца Мерпнга еще в середине июля, незадолго до ее ареста, в связи с ее статьей в журнале «Интерпационал».
Но очень скоро и власти, и правые лидеры социал-демократии обнаружили, что арест Клары Цеткин повлек за собой весьма неприятные для них последствия. Весть об аресте разнеслась повсюду с быстротой молнии. За границей, в нейтральных странах она вызвала движение протеста, послания с выражением глубокой симпатии к Кларе Цеткин поступили из Швейцарии, из Голландии, из США.
Не бездействовали, разумеется, социалистки в России, Франции, Англии, Италии. Однако наиболее непосредственно власти ощутили реакцию, вызванную арестом Клары Цеткин, в самой Германии. Читательницы и читатели «Гляйхайт» встали на защиту редактора своей газеты. Негодование охватило широкие круги даже тех женщин — членов социал-демократической партии, которые до этого, хотя и со все возрастающими сомнениями, поддерживали политику партийного руководства.
1 августа на конференции социалисток в Берлине, созванной правлепием берлинского отделения социал-демократической партии, разыгрались бурные сцепы. Депутат рейхстага Гермап Молькенбур пытался успокоить социалисток и в «популярной форме» изложить военную политику правления партии. Но его речь так часто прерывалась возгласами и репликами слушателей, что оп покинул трибуну, не закончив доклад. Во время разгоревшейся дискуссии с критикой позиции Молькенбура выступили 27 женщин, а когда в заключение председательствующий отказался поставить на голосование резолюцию, одобряющую решения Бернской конференции, разразилась настоящая буря. Женщины взяли в свои руки руководство собранием, которое приняло и первую предложенную резолюцию, и вторую, требовавшую освобождения Клары Цеткин.
Поднявшаяся в защиту Клары Цеткин волна солидарности не только сильно взволновала ее как акт чрезвычайно важный с политической точки зрения. Оиа была и по-человечески глубоко растрогана. Клара убедилась, насколько тесна ее связь и с немецкими социалистками, и с международным рабочим и женским движением. Послания, которые она получала, носили большей частью теплый, сердечный характер; но ей не очень нравилось, что больше всего в них высказывалось беспокойство по поводу состояния ее здоровья. Особенно Клара Цеткин была недовольна тем, что правление партии, буквально припертое к стене социалистками, лицемерно проявляло «заботу». К тому же Клара была достаточно хорошо информирована о том, в какой мере именно социал-шовинисты были причастны к ее аресту. Да, при допросе ей было предъявлено циркулярное письмо правления партии, представлявшее собой явный донос. Это письмо власти рассматривали как улику против нее.