Заседание рейхстага объявляю открытым

Дорнеманн Луиза

Эти статьи, так же как отчеты о судебном процессе над Карлом Либкпехтом, усиливали возмущение масс, относившихся к нему с любовью и уважением. Газета способствовала активизации действий масс в защиту революционера. Но об одном «Гляйхайт» вынуждена была хранить молчание — о крупных демонстрациях протеста и забастовках, организованных в защиту Карла Либкнехта, о все возрастающем количестве голодных демонстраций и выступлений в защиту мира, о кровавых столкновениях трудящихся с полицией. Однако о всех этих важных событиях массы узнавали из прокламаций, выпускаемых группой «Спартак».

После ареста Юлиана Мархлевского (Карского), 10 июля — Розы Люксембург, а затем, 15 августа,—

Франца Мерпнга прекрасное время совместной деятельности с друзьями безвозвратно ушло. Отныне работа группы «Спартак» могла вестись только строго конспиративно. И хотя из-за этого публикуемые в «Гляйхайт» материалы были уже не такими богатыми и разнообразными, газета тем не менее осталась боевым печатным органом, ведущим борьбу против империалистической войны, продолжала и дальше верно служить делу, которому посвятила себя группа «Спартак», заявляла о своей принадлежности к ней. Так продолжалось вплоть до того дня, когда социал-шовинисты вырвали газету из рук Клары Цеткин, превратив ее буквально за одну ночь в орган, проводящий политику позорного примирения и соглашательства.

Нужда, тревоги, солидарность

Военная зима 1916/17 года осталась в памяти переживших ее людей как «брюквенная зима». Навсегда запомнила ее и Клара Цеткин.

В феврале 1916 года началась страшная битва за Верден, за ней с июня по ноябрь последовали бои на Сомме. На востоке ценой тяжелых жертв были оккупированы Галиция и Варшава. Число убитых и раненых, которых оплакивало человечество, исчислялось миллионами. В Германии почти не было семьи, где бы не было убитых или искалеченных па войне.

В рабочих кварталах бродил призрак настоящего голода. 1200 граммов липкого, непропеченного хлеба, почти не содержавшего муки, совершенно несъедобного, 80 граммов жиров, чаще всего маргарина, 250 граммов низкосортного мяса или «военной» колбасы, изготовленной из сухожилий и хрящей, 180 граммов сахара и одна половинка яйца — таков был выдаваемый по карточкам недельный рацион взрослого человека. И то при условии, если ему посчастливилось получить продукты.

Молоко — синеватое, водянистое, снятое — получали в лучшем случае только грудные дети. Картофеля, основного

18 Луиза Дорпсмакн

продукта питания бедных, не было. Говорили, виной тому неурожай. Позднее, однако, выяснилось, что это утверждение сильно преувеличено, причина была, скорее, в другом — помещики и торговцы картофель припрятывали, а потом сбывали на черном рыпке. Те продукты, которые не нормировались,— рыба, овощи, фрукты — также скупались и перепродавались спекулянтами.

Главным продуктом питания стала брюква. Выяснилось, что из брюквы можно приготовить все, что угодно: котлеты, салат, пудинг, фрикадельки, мармелад; рецепты всех этих блюд расхваливали женщинам хорошо оплачиваемые «эксперты», а «ученые» с важным видом несли всякий вздор о высокой питательности и калорийности брюквы, делающих ее заменителем мяса, молока, яиц и хлеба.

Как же можно жить и работать при таком питании?

У продовольственных магазинов люди собирались уже с ночи. В надежде получить какое-либо дополнительное питание, несмотря на холод, дождь и снег, выстраивались длинные очереди стариков и детей. Иногда везло, и тогда счастливчик приносил домой жалкий кочан капусты или песколько селедок.

На фронте солдаты экономили буханку солдатского хлеба или кусок сахара, чтобы отправить в посылке домой. У полевых кухонь, которые были организованы в общинах, собирались дети с котелками, чтобы

получить порцию «снятого молока» — так они называли синеватый обезжиренный перловый суп.

Кто мог, отправлялся за дефицитными продуктами в далекий путь по железной дороге в Вестфалию, Ольденбург или Магдебург, все время дрожа от страха, как бы полицейский контроль не отнял на обратном пути с таким трудом добытые кусок сала или несколько картофелин.

Не хватало не только пищи, но также дров и угля. О белье и обуви не приходилось и думать. Тысячами люди умирали от желудочно-кишечных заболеваний, тифа, дизентерии. Свирепствовал туберкулез. Войне не было видно конца, генералы по-прежнему твердили о «конечной победе» и для подготовки новых наступательных операций требовали новых миллионов солдат. Чтобы заполнить редеющие ряды сражающихся армий, на фронт теперь посылали людей более пожилых, даже больных, вручали оружие молодым новобранцам, почти мальчикам. В декабре 1916 года, невзирая на массовые протесты трудящихся, рейхстагом был принят закон об отечественной вспомогательной службе.

В огромных масштабах была развернута массовая кампания по привлечению как можно большего количества женщин для работы на промышленных и других предприятиях, работающих на военные нужды. Сотни тысяч женщин должны были отныне трудиться на транспорте, в горной и металлургической промышленности. Их заставили изготовлять гранаты и динамит. Последовавшие вскоре взрывы на предприятиях военной промышленности стоили жизни сотням женщин. Они принимали участие в изготовлении ядовитых газов — боевых отравляющих веществ. Желтые, цвета айвы, лица женщин, зеленоватые или цвета высохшей травы волосы не оставляли сомнений в том, где они работают.

Изо дня в день усталые, изнуренные голодом и заботами, тащились женщины к месту работы. В перерывах, жуя ломоть черствого хлеба или кусок брюквы и запивая эту скудную еду тепловатым «кофе», приготовленным из той же брюквы, они говорили о родных, погибших на войне, или о том, не получат ли ужасную весть — письмо военного командования с сообщением, что самый близкий им человек «пал на поле боя смертью храбрых». Говорили о своих голодных детях, о том, что вынуждены держать под замком жалкие запасы продуктов, чтобы растянуть их до конца декады, и как по возвращении домой начинают жалобно хныкать малыши, выпрашивая корочку хлеба.

И так же, как люди, стоящие в длинных очередях у продовольственных магазинов, они все чаще с ненавистью говорили о генералах и пушечных королях, юнкерах, занимающихся кутежами в своих поместьях и не знающих, что такое война, о тыловых офицерах, ведущих праздный и распутный образ жизни, их прекрасно обеспеченных женах. На многих предприятиях тайно распространялись листовки, выпускавшиеся группой «Спартак». Члены этой группы вели успешную агитацию.

Когда Клара Цеткин приезжала в Штутгарт — случалось это довольно редко — и видела истощенных женщин с удрученным выражением на лице, согбенными спинами и угасшим взором, детей с животами, опухшими от голода, которых война лишила всех радостей жизни, она сжимала кулаки от гнева. Длинными бессопными ночами думала она об этих женщинах и детях, переживала приходящие с фронта вести, ей казалось, она слышит гул орудий, стоны умирающих, видит на колючей проволоке и в воронках от снарядов клочья растерзанных тел. Но на лицах женщин, которых Клара встречала на своем пути, она читала и ненависть, ту же пламенную ненависть, что горела в ее душе; в выражении их лиц она видела необычную твердость, ощущала повое сознание, чувство собственного достоинства, явившиеся результатом их самостоятельности и ответственности за семью, которая теперь целиком легла па их плечи.