Заставь меня жить

Your Personal Boggart

А крёстный действительно один. Поэтому мы двое обязаны поддерживать друг друга.

Обдумав всё это, я поворачиваю голову и смотрю на Сириуса снизу вверх, пока он ведёт меня неважно в каком направлении и думает о чём-то своём, характерно водя высокими скулами. Он действительно не из тех, кто прячется за чужими спинами. В этом мы с ним безумно похожи. Крёстный действительно хочет помочь, чтобы, прежде всего, доказать самому себе, что он может быть чем-то полезен.

– Знаешь, я пока не готов возвращаться в Годрикову Впадину, - выдыхаю, уже глядя себе под ноги, - это

слишком тяжело. Однако я буду очень рад, если после всего у меня появится возможность ступить на порог твоего дома на площади Гриммо.

Сириус резко останавливается на одном месте, я не успеваю вовремя на это отреагировать и делаю несколько лишних шагов вперёд.

– То есть ты разделяешь моё решение?
– тихо выговаривает он, когда я оборачиваюсь, и так странно смотрит на меня, отчего я не удерживаюсь и, прикусив нижнюю губу, быстро киваю несколько раз подряд.

Гладкая подошва кед скользит на снежном бугорке, когда я возвращаюсь и, что есть силы, обнимаю Сириуса за шею.

* * *

– Скажите, как он сейчас выглядит?

Снейп, видимо, хочет уточнить, кого я подразумеваю под местоимением «он», но, встретившись со мной взглядом, сразу понимает, о ком идёт речь.

– Как и всегда. Откуда такой вопрос?

Подбрасываю вверх яблоко, сорванное Сириусом, ловлю его на лету и вновь повторяю свои действия.

– Просто я думал, что он изменится после возрождения.

Профессор запахивает полы мантии и озадаченно хмыкает.

– Например?

Любопытный прищур немного смущает меня, отчего я становлюсь невнимательным и пропускаю яблоко, которое отскакивает от колена и плюхается в ближайшую лужу. Обескураженный собственной ошибкой, я прислоняюсь к ограждению беседки и с жалостью смотрю на утерянное яблоко.

– Не знаю… мертвенная бледность, нечеловеческие черты лица, красные глаза.

Замолкаю, осознав глупость только что сказанного, растерянно стучу пальцами по деревянному столбику.

Сириус ушёл в дом, а я остался на улице, желая ещё немного прогуляться перед ужином. Однако мне не суждено было побыть наедине с самим собой, потому что невдалеке я заметил Снейпа. Проводив Люпина, он как раз возвращался в дом, когда я окликнул его.

Короткий смешок со стороны профессора заставляет меня вскинуть голову и едва не ахнуть от изумления.

Подумать только, я рассмешил Снейпа.

Губы неумолимо растягиваются в улыбке от абсурдности собственных слов и одновременно от комизма ситуации. Кто бы мог подумать…

Нет, не то, что Снейп, оказывается, умеет смеяться. Конечно, он умеет, я не раз видел его в подобном расположении духа, преимущественно у нас дома в Годриковой Впадине. Мама обладала чудесным даром заряжать позитивной энергией всех вокруг.

Глубоко дышу и осторожно поглядываю на Снейпа из-под полуопущенных ресниц: того самого Снейпа, каким я помню его с детства. Да, он не отличается лёгкостью и гибкостью характера, как папа или Сириус, но за последние полгода он хмурился и мрачнел больше, чем за всё время, что мы знакомы. Я почти успел забыть, какой он настоящий, не обременённый тяжестью свалившихся проблем.

В какой-то момент

сознание играет со мной злую шутку: внезапно начинает казаться, что нет никакого Волдеморта, родители живы, и все мы гостим на рождественских каникулах у семьи Уизли. Тёплое чувство на миг разливается в груди, но практически сразу затопляется ледяным океаном осознания того, что это не так.

Прогнав тоску неимоверными усилиями, с лёгкой полуулыбкой наблюдаю за тем, как Снейп подходит к яблоне, не замечая, что край мантии попадает в лужу, срывает одно из самых крупных яблок и с вызовом во взгляде резко бросает его в мою сторону.

Ловко ловлю яблоко, даже не двигаясь с места, и позволяю себе победно ухмыльнуться, чем зарабатываю снисходительный наклон тёмной головы.

Хорошее расположение духа не стремится покидать Снейпа, который с интересом разглядывает раскидистые ветви дерева, а я думаю о том, стоит ли попробовать возобновить утренний разговор.

Сомнение не даёт покоя. Я уже понял, что нам вряд ли удастся нормально поговорить на тему взаимоотношений. Можно даже и не стараться, потому что любая попытка докопаться до истины равносильна добровольному погребению. Я решился, попробовал и проиграл, но есть иной способ, который может сказать гораздо больше любых слов. Возможно, я только всё испорчу, но, как известно, смелость города берёт, тем более что моя смелость в последнее время приводит Снейпа в лёгкое замешательство.

Набрав полную грудь воздуха, с расстановкой произношу на выдохе, стараясь, чтобы слова прозвучали чётко, иначе у меня вряд ли хватит духа повторить:

– Могу я зайти к вам перед сном?

Понимаю, что моя просьба звучит подозрительно, но Снейп, кажется, не замечает в ней ничего предосудительного.

– Если это очень важно.

– Безусловно, - моментально откликаюсь, ощущая слабость, стремительно подступившую к коленям, но только крепче сжимаю челюсть и дожидаюсь согласного кивка профессора.

Немного расслабляюсь и, полностью сев на ограждение, начинаю перекатывать между ладоней новое яблоко. Не проходит минуты, как очередной вопрос срывается с кончика языка:

– Почему все отвергли кандидатуры Малфоев и Крауча на роль информатора?

– Потому что данное маловероятно.

Снейп коротко смотрит на меня, проверяя, удовлетворил ли его ответ мой интерес, но я недовольно хмурюсь. К счастью, профессор спокойно реагирует на это, только его грудь высоко поднимается от усталого вздоха. Обойдя большую лужу, он прислоняется к ограждению рядом со мной, а я перестаю болтать ногами.

– Беллатриса и Нарцисса во всём поддерживали Реддла, однако возвращение в Лондон сыграло свою роль в дальнейшем развитии событий: Цисса и Люциус обручились и родили наследника, Белла и Рудольфус тоже создали семью, правда, без продолжателей рода. Нельзя отрицать тот факт, что возвращение Тома с требованием подчиниться ему не стало радостной вестью, но поверь: Малфои слишком сильно ценят собственную безопасность, чтобы рисковать ею ради уничтожения Тёмного Лорда. Им проще сделать вид, что их всё устраивает, хотя некоторой своенравности у них не отнять.