Заставлю тебя полюбить
Шрифт:
А дальше — смерть Давида, которой не было. Новости, которые отравляли мою жизнь воспоминаниями. Побег в Волгоград к Эмину, к которому меня словно толкнули. Нарочно.
Одно лишь оставалось непонятным.
Почему Доменико пришел в мою квартиру той ночью, если в клубе сам отпустил меня.
Я открыла глаза.
Яркий свет ослепил меня. Палату освещало солнце. Я была одна и не имела представления, живы ли мои дети и где находится Давид, желающий отравить мою жизнь за то, что восемь месяцев назад
В слух врезались мужские голоса. Распаленные, злые. Они говорили на повышенных тонах.
Я поднялась на койке, выдернув все иглы из своей кожи. К черту.
Я должна все узнать… я же стала мамой. Стала ведь? С моими детьми все хорошо?
— Никакими деньгами ты не откупишься, пока она не сделает то, что должна!
— Она стала матерью. Угомонится. Забудет.
— Забудет?! Как ты должен был грохнуть ее папашу?
Я замерла, тяжело дыша. Мой папа. Давид должен был убить его, но не убил?
К черту.
Что с моими детьми?
— Она тебя погубит, придурок.
— Завали, Рустам. Без тебя разберусь.
— Ну, уж нет. Теперь дело касается семьи, ты понял? Она родила двоих детей. Это наши наследники. Басмановы. Теперь дело касается всех нас.
Они живы. Двое. Я стала мамой…
С этой мыслью я решительно распахнула дверь палаты. За ней стояли братья Басмановы — они синхронно повернулись в мою сторону.
Не стесняясь выражений, они считали моих детей — своей династией. Они все решили за меня, но не учли одного — я жива и готова бороться.
Глава 24
— Где мои дети?
Я оперлась на дверной косяк, потому что ноги стали ватными.
Давид тут же двинулся на меня с нехорошим настроем — его глаза вмиг потемнели. Рустам еле заметно мне кивнул, но не более. Не будь я женщиной Давида, он бы даже не взглянул на меня. Теперь еще и наследники, да. Я была чем-то вроде важного объекта для их династии.
— Вернись в палату, — велел Давид.
— Где они? — я упрямо сцепила челюсти.
— Я сказал, зайди в палату. Или я собственноручно привяжу тебя к койке.
Я сразу поняла: я больше не в Волгограде. И Рустам явно кого-то здесь ждал. Неужели тут соберется вся семейка?
— Мы в Москве?
Давид схватил меня за локоть и затащил внутрь, захлопывая за нами дверь.
— Именно. Поэтому не время проявлять характер.
Я отошла от Давида на безопасное расстояние. Почти сразу в палату пришла медсестра, она вернула меня в горизонтальное положение и отчитала за то, что я поднялась. Это было запрещено.
— А где мои дети? — спросила я у нее, — я хочу их увидеть.
Медсестра, конечно же, мне не ответила. Давид вскинул руку, одним жестом отсылая ее прочь.
Давид сидел на кресле
А еще Давид знал, что происходило в последние дни, пока я была в отключке. Последним я помнила лишь детский плач и свой облегченный вздох, когда я все-таки смогла родить. Пусть даже ценой своей жизни.
— Панина мертва.
— Что? — я не поняла.
— Это к сведению. С нашими детьми все хорошо. Меня интересует, как себя чувствуешь ты?
— Не знаю, с чем сравнивать. Я мало, что помню, — призналась заторможенно.
Давид кивнул. Он помнил. Он знал, что было со мной.
— Ты почти умерла. Твою жизнь поставили выше жизни детей.
Давид не сводил с меня пристального взгляда. Этот мужчина отслеживал мою реакцию — каждую мою эмоцию.
Я поняла, что Давид ждал благодарности. Значит, благодаря ему я выжила после родов, даже когда мои настоящие шансы близились к нулю.
Давид ждал удивления, но его не было:
— И что?
— Не понял.
— Я все знаю. Спасать детей, а не меня было моим решением.
Давид подскочил с кресла… разъяренный.
Правда медленно доходила до него. Реалии жизни, с которыми он был не согласен.
— Таков был уговор с Эмином. Мы заключили сделку. Эмин договорился с Паниной. Я не числилась ни как клиент, ни как пациент, чтобы ни у кого не было проблем.
Я сжалась от грохота.
Давид опрокинул столик — единственную преграду между ним и мной.
Его глаза были темны как безлунная ночь, а челюсти крепко сжаты.
— Значит, — Давид недобро прищурился, — когда ты уходила с ней, ты фактически прощалась со мной?
— Я приняла такое решение еще тогда, когда согласилась рожать и думала, что ты мертв.
— Почему? — процедил сквозь зубы, — почему ты решила сдохнуть, выбрав еще не родившихся детей? Каковы шансы, что они бы родились? Выжили?
— Но они выжили.
Я замолчала.
Давид подошел близко и сжал пальцами мой подбородок. Больно. Давид редко бывал нежным — только в постели, когда овладевал мною. В остальное время я боялась его.
— Они могли умереть. Внутри тебя или после родов. Или через год. В таких случаях выбирают женщину. Даже я, блд, выбрал тебя. Ты понимаешь это, сука?
Свой вопрос он проорал. В ярости.
В безысходности.
В отчаянии.
Больше, чем моя отключка после родов, его добило мое нежелание жить. Я так сама решила.
— Их было двое, а я одна.
— Что это значит?
Я опустила взгляд, когда Давид позволил. Но руки с моего лица он не убрал — держал, трогал, не отпускал.