Заставлю вспомнить Русь...
Шрифт:
— На этот час ничего убедительного, — честно призналась Ольга. — Но если тебе пришли в голову вопросы, то, возможно, ты уже успел найти на них и нужные ответы?
— Конечно, иначе не сказал бы, что могу облегчить твоё положение в тяжелейшем разговоре с великим князем. Начну с ответа на первый вопрос. Ты получила неопровержимые доказательства, что угроза вторжения существовала с двух сторон — с юга и востока. С юга — это византийский флот, передовой отряд которого уже бросил якоря в днепровском лимане. С востока — это постоянный враг Руси — Хазария, конница которой стала приближаться к русскому порубежью. Действовали хазары в тайном союзе с Византией или самостоятельно, решив воспользоваться удачно подвернувшимся случаем и захватить ту часть русских земель, до которой не дотянутся руки империи, тебе неизвестно.
— На второй вопрос попробую ответить я сама, — остановила собеседника Ольга. — Самым надёжным способом предотвратить совместное нападение на Русь её двух стародавних недругов — Византии и Хазарии — я могла только принятием христианства. В результате я ставила императора ромеев и константинопольского патриарха в затруднительное положение: не откажись они от вторжения на Русь, весь христианский мир, его духовные и светские владыки наверняка осудили бы их за то, что они вкупе с нечестивыми иудеями подняли оружие на свою сестру по вере. Исход войны с Русью для империи был не ясен, в то время как неблагоприятные последствия при любом её исходе виделись отчётливо. Посему Новый Рим счёл за лучшее не выглядеть союзником кагана-иудея в войне против великой княгини-христианки, бросившей смелый вызов язычеству на Руси и нуждающейся во всемерной поддержке христианских правителей и высших чинов Церкви. Роль пособника иудеев особенно была опасна константинопольскому патриарху из-за его крайне обострившихся в последнее время отношений с Римским Папой, с которым они давно вступили в непримиримую борьбу за верховенство в христианском мире, доведя её до возможного раздела Церкви на Восточную и Западную. Принимая христианство, я вбивала клин между врагами Руси, и если не предотвращала их вторжение на родную землю полностью, то ослабляла вражью силу наполовину. Я верно ответила?
— В основном да. Правда, кое-что из жизни императоров Нового Рима и патриарха и их отношений с соседними христианскими владыками и Римским Папой требует дополнений или уточнений, но об этом мы побеседуем позже. Если это вообще понадобится, ибо разговор с великим князем попросту может не состояться.
— Хорошо, поговорим позже... если в этом возникнет необходимость, — спокойно согласилась Ольга. — А сейчас обсудим наш общий план об ожидаемом нападении на Русь уже двух её заклятых врагов — Византии и Хазарии. Впрочем, почему к ним не может примкнуть печенежский каган, чья орда обосновалась у днепровских порогов и не даёт житья ни нашим, ни заморским купцам? Как видишь, Григорий, я тоже признаю справедливость народной мудрости, что два ума лучше одного.
Слушая Ольгу дальше, Григорий не мог поверить тому, что всего несколько минут назад пытался отговорить её от задуманного ею плана. Как в нём всё тщательно продумано, как досконально учтены все детали положения на языческой Руси и в граничивших с ней иудейской Хазарии и христианской Византии, как тонко подмечены сильные и слабые черты возможных будущих противников Ольги, с которыми ей придётся столкнуться в борьбе за великокняжескую власть в случае гибели Игоря! Разве говорил он ей когда-либо о вражде патриарха и Папы, тем более о надвигающейся угрозе деления единой пока Церкви на Восточную и Западную? Никогда! Наоборот, он всегда стремился показать только сильные стороны христианства, особенно православия, при всяком удобном случае выставляя в неприглядном свете все другие религии, в первую очередь язычество. Но Ольга, несмотря на его ухищрения и недомолвки, самостоятельно постигла истинное положение дел в христианском мире. О, это не женщина, а таран, который при умелом использовании нанесёт удар по язычеству ничуть не меньший, чем князь Аскольд своим крещением! Тараны, подобные Аскольду и Ольге, вначале пробьют брешь в стене язычества на Руси, а затем сокрушат её целиком! И удары эти нужно любыми способами усиливать и делать безостановочными!
Разве, ещё не будучи лично знакомым с Ольгой и только внимательно присматриваясь к ней, он не постиг главную черту её незаурядной натуры —
— Григорий, ты дремлешь? — громко прозвучал голос Ольги. — Мне ещё раз повторить сказанное?
— Не нужно, я всё слышал. Ты велишь, чтобы я уже сегодня утром от имени своей паствы преподнёс щедрые дары жрецам Перуна и главному воеводе Ярополку. Это должно настроить наших недругов в пользу христиан, что скажется на поведении городской черни, когда в полдень Киев узнает о появлении в днепровском лимане ромейских кораблей. Ещё ты желала бы, чтобы послушные мне люди, причём не только прихожане, немедленно начали настраивать простонародье против Хазарии, дабы требующая выхода ярость черни обрушилась в первую очередь на проживающих в Киеве хазарских иудеев и мусульман, обойдя по возможности христиан. Как видишь, я всё помню.
— То, что я отдала должное изобретательности твоего ума, помнишь тоже? Найдя для Руси ещё одного врага — Хазарию, ты также отвёл удар от своей паствы, направив его на хазар-иноверцев. Или, выполняя главную цель — спасение паствы, ты заодно смог оказать мимоходом услугу и мне? — лукаво прищурилась Ольга.
— Думай как хочешь, — спокойно ответил Григорий, очередной раз убеждаясь, что за годы знакомства с Ольгой они научились читать мысли друг друга. — Но ты забыла сказать, к какому сроку мои люди должны быть готовы предстать перед тобой и воеводской радой.
— А ты сам не догадался? — притворно удивилась Ольга. — Твои люди должны быть готовы повторить то, что ты им велишь, в любой час дня и ночи, когда мне это потребуется. Но что именно им следует говорить и чем подтверждать истинность сказанного, мы с тобой окончательно решим после прибытия с днепровского порубежья тысяцкого Рогдая. А он будет у меня завтра-послезавтра...
— Кто ты, варяг?
Голос Младана, сидевшего в кресле у окна горницы, прозвучал ровно и спокойно. Но в глазах, которые кмет ни на мгновение не отводил от Фулнера, читалось не столько любопытство, сколько плохо скрываемая настороженность.
Сотника Владимира и викинга только что доставил в замок повстречавший их на горной дороге болгарский разъезд. Русича, который находился в забытьи и едва дышал, поместил в одной из комнат дома кмета, передав его на попечение домашнего лекаря Младана. Фулнера, позволив ему только перекусить, выпить стакан вина и наскоро смыть с лица грязь и пот, сразу доставили к хозяину замка. Сейчас Младан с непонятной ему смутной тревогой всматривался в высокую, крепкую фигуру викинга, в его грубое, заросшее густой светлой бородой лицо. До этого он уже успел обратить внимание на его изодранную одежду и покрытые пылью сапоги, на исцарапанные в кровь руки.
Фулнеру на самом деле пришлось не сладко: боясь оказаться обнаруженным вместе с акритами, он расстался с ними за три стадии до выхода на дорогу и до встречи с болгарским разъездом, один тащил русича на спине. Теперь тяжёлый, опасный путь был позади, и следовало думать, как убедить сидевшего напротив кмета в том, что он действительно тот, за кого себя выдаёт.
— Варяг, я не слышу тебя. Кто ты и почему оказался вместе с русичем? — снова раздался голос Младана.
Фулнер усилием воли сбросил обволакивавшую тело усталость, попытался унять противную дрожь в коленях. Погасил желание на что-либо присесть, к чему-то прислониться и хоть на короткое время дать отдых гудевшим от длительной ходьбы ногам, с трудом разгибавшейся от многочасового напряжения спине. Никак нельзя поддаваться усталости! Наоборот, он должен быть до предела собранным и целиком себя контролировать, помня одно: в его теперешнем положении лучше о чём-то умолчать, чем сказать лишнее. И Фулнер смело глянул в лицо Младана.