Заставлю вспомнить Русь...
Шрифт:
Ты по-прежнему считаешь мой крестик на шее слишком дорогой ценой за всё мной перечисленное? — робко спросила она.
Тяжело дыша, Игорь опять не ответил, и Ольга поняла, что его гнев проходит. Она победила мужа, одержала над ним верх! Значит, ей удалось выбрать верное оружие в поединке с Игорем. Однако торжествовать ещё рано, её победа должна быть полной и не вызывать сомнений не только у неё, но и у мужа.
— Принимая христианство, я прежде всего заботилась о нас с тобой и будущем княжиче-наследнике. Я думала, как сохранить за ним стол киевских князей, ежели тебе суждено погибнуть в походе, и какую жизнь нам следует вести, возвратись
Ответа вновь не последовало, но свободная рука мужа легла Ольге на голову, принялась ласково гладить шею, щёки. Вот теперь её победа не подлежит сомнению, и это признал Игорь! Коли так, она сегодня же открыто, а не таясь, как прежде, отправится в храм на службу. Отправится на виду у бояр и воевод, на виду обитателей великокняжеского терема и всего Киева. Стольный град и вся Русь должны знать — великая княгиня Ольга отреклась от старых богов и не подвластна их законам, отныне она — христианка!
12
Выслушав рассказ взволнованного Брячеслава и оставшись у костра вдвоём с Браздом, Любен со злостью переломил толстую ветку, швырнул её в огонь.
— Обхитрили нас ромеи, воевода. Даже не пропусти их варяги без боя, они всё равно вырвались бы из ловушки. Кто мог подумать, что Иоанн ударит всеми силами в сторону, откуда только что прибыл? Всё время спешил к морю и вдруг попятился назад.
Лицо русича осталось невозмутимым.
— Сами свершили ошибку, сами её исправим. Скажи, Любен, хорошо ли ты знаешь дорогу, на которую свернули ромеи?
— Только в этом году я проскакал по ней из конца в конец не один десяток раз. Вначале она ведёт в разрушенное камнепадом селение, затем упирается в старую смолокурню на Зелёной горе. Стратигу не суждено уйти от нас.
— Куда ромеи могут двинуться с Зелёной горы?
— На ней имеются, помимо дороги, три тропы. Две ведут к морю, одна — к заброшенному зимнему пастбищу. Мы перекроем все четыре спуска с горы, и ромеи снова окажутся в западне. Однако теперь мы не позволим перехитрить себя.
Бразд поправил концом копья горевшее в костре полено, раздумчиво, с остановками заговорил:
— Перекрыть дорогу и тропы легче всего, но что делать дальше? Брать гору приступом? Однако ромеев столько же, сколько сейчас нас, а один воин в обороне за рвом и завалом стоит трёх наступающих. Укрывшись на горе и надеясь на помощь спафария Василия, недруги учинят нам жесточайшее сопротивление, их уничтожение будет стоить большой крови. Брать ромеев измором? У них сотни лошадей, походные вьюки с мукой и крупой, они могут пребывать в осаде хоть до зимы, а нам ещё следует помочь главному воеводе Асмусу в
— Но где и как?
Бразд с лукавинкой взглянул на Любена:
— Ответь, кто сильнее: матёрый волкодав или слабый котёнок?
Удивлённый болгарин едва не уронил в огонь кинжал, на котором жарил кусок мяса.
— Конечно, волкодав. Но при чём здесь он и котёнок?
— Правильно, воевода, волкодав в сто крат сильнее котёнка, — согласился Бразд. — Поэтому котёнок всегда ищет спасения от злого пса в бегстве. Однако когда его загоняют в угол и бежать некуда, он смело бросается в глаза самому свирепому псу и борется за жизнь до конца. Точно так будут сражаться до последнего ромеи, когда мы окружим их на Зелёной горе. А это лишние смерти и потеря драгоценного для нас времени. Необходимо выпустить ромеев с горы, заставить поверить в обретённое ими спасение, а затем внезапно напасть, когда они меньше всего будут этого ожидать. Согласен со мной?
— Да. Но каким образом свершить задуманное?
— Это сделают сами ромеи. Нам следует лишь подтолкнуть их к этому, вселить в их головы мысль о возможном спасении. Любен, для осуществления нашего замысла мне нужен человек, хорошо знающий здешние места и готовый умереть в борьбе с империей.
Пощипывая бороду, стратег не сводил внимательного взгляда с приведённого к нему старика болгарина. Согбенный, босой, нищенски одетый, слезившиеся глаза выцвели от времени. В руках лукошко, наполовину заполненное грибами.
— Откуда он? — обратился Иоанн к Фулнеру, который вместе с акритами доставил к нему болгарина.
— Встретили в лесу возле старой смолокурни.
— Кто ты, старик? — спросил византиец у болгарина.
— Никто, господин, просто Божий человек, — последовал тихий ответ. — Остался на всём белом свете один и доживаю век в брошенной смолокурне. Когда-то и у меня был дом, семья, радость, надежды. Да все в мгновение ока смели камни, что хлынули однажды с горы на селение.
А кому нужен больной старик, который не может ни построить себе дом, ни возделать землю кмету? Потому и вынужден жить в старых заброшенных развалинах.
— Не завидую твоей доле, старик, — сочувственно сказал Иоанн. — Однако Небо вняло твоим молитвам и послало нас. Если проявишь сегодня хоть немного мудрости, то до конца дней своих забудешь о нищете. Ответь, ты хорошо знаешь эти места?
— Гора и её окрестности стали для меня родным домом. Мне было бы стыдно не знать свой дом.
— Куда можно спуститься с этой горы?
— На горе четыре, ведущие вниз дороги. Куда тебе надобно, господин?
— Четыре? — повторил Иоанн, переглядываясь с Фулнером. — Мои воины обнаружили всего три. Какую они упустили? Впрочем, лучше назови все доступные для спуска места.
— Прежде всего дорога, по которой вы поднялись на гору. Затем две тропы, что сбегают в сторону моря. И наконец, старая, чудом сохранившаяся козья тропа, по которой пастухи, когда ещё существовало моё селение, гоняли скот на зимние пастбища.
Иоанн перевёл взгляд на Фулнера:
— В скольких местах славяне громоздят завалы и копают рвы, преграждая нам путь с горы?
— В трёх. На дороге и двух тропах, ведущих к морю. Видимо, они тоже не обнаружили козью тропу, о которой сообщил старик. Но вдруг от старости он что-либо путает? — метнул на болгарина подозрительный взгляд викинг.