Застеколье

Шалашов Евгений Васильевич

– Следи за моей рукой, – вытянул я правую руку.

– Примерно понял, – взял направление вытянутой руки Пономарев, прицеливаясь. – Ни хера не вижу, но попробую.

Майор всадил в башню три гранаты подряд, от чего она весело вспыхнула. Интересно, чему там было гореть? Сплошной старый кирпич.

Снайпера мы достали, но остальные не угомонились.

– Скоро подкрепление будет, – пообещал генерал. Вздохнул: – Только, разбегутся, сволочи, по темноте. А надо бы мне пару–тройку для беседы…

– Леня, у тебя есть что–нибудь тяжелое? –

попросил я.

– Только гранаты, – отозвался майор.

– Дай одну. А заодно нож давай.

Видя, что Пономарев колебается, процедил сквозь зубы:

– Быстро…

Обалдевший от такого напора майор протянул мне гранату и нож. Ухватив оружие, прикинул вес гранаты – грамм шестьсот, нормально. Главное, чтобы не взорвалась. Ну, не должна…

– Майор Кустов, ты что вытворяешь? – попытался образумить меня генерал, но это он так, для порядка, потому что я уже ускорился… Последнее, что я слышал, будучи еще в состоянии простого человека (или, просто человека?), крик генерала: – Прекратить огонь!

Мне потом говорили, что прошло пять минут. Сам я не ощутил хода времени и, только мысль о гранате (ну, конечно же, не ручная граната, не взорвется, но кто ее, дуру знает?)позволяла хоть как–то фиксировать действия: вот, человек, прячущийся в кустах, даже не понявший, что с ним было; второй, успевший навести на меня автомат, но получивший удар в висок и последний, третий, встрепенулся, реакция хорошая. Ах ты, зараза, еще и брыкаешься…

– Олег, гранату отдай, – услышал я голос Пономарева.

Поняв, что все закончилось, позволил коллеге разжать окаменевшие пальцы, посмотрел, как «спецура» тушит догоравший «шевроле» и стаскивает к «газельке» живых и мертвых. Подошел Унгерн.

– Вот, за что молодец, так за то, что «языков» оставил, – похвалил меня генерал. Но тут же строго заметил: – А за самовольство, когда в Москву вернемся, отправлю тебя на гаупвахту, на трое суток.

– Есть, товарищ генерал, – вяло отозвался я. Хотел поинтересоваться – разве у нас сажают на гаупвахту и, вообще, остались ли еще они, но не стал. Что–то я вымотался…

– Леонид, отвези коллегу на поляну, – приказал генерал. – Я тут останусь. Сейчас местная власть понаедет, потом рапорта писать. А Кустова лишний раз светить не стоит, хоть он и полпред Президента.

– Стоит, не стоит, а все равно засвечены, – хмуро сказал я. Кивнул я на «шевроле»: – Сколько там было?

– Двое, – сглотнув ком, ответил Унгерн.

Стыдно сказать, но я в тот момент не почувствовал ничего, хотя эти ребята погибли из–за меня. Ну, не захоти я поехать, были бы живы…

– Как считаете, товарищ генерал – они тут давно, или, специально ради нас?

– Поспрашиваем, – пообещал начальник. Глянув на меня, скривился: – Переоденьтесь, товарищ майор. Вы сейчас на начинающего мясника похожи. В багажнике шмотки остались, возьмите.

До поляны уже можно было дойти пешком, но я все–таки сел в машину. Когда тронулись, Леонид, не глядя на меня, тихонько сказал:

–

Знаешь, чего я сейчас больше всего хочу?

Мне не хотелось с ним говорить, да и вообще – говорить не хотелось. Сквозь силу улыбнулся:

– Набить мне морду.

– Догадлив, – хмыкнул майор.

Чего уж тут не догадаться? Но извиняться не стану. Пусть кто–то меня посчитает психом, хамом, но все равно не стану.

Изначально, я хотел скрыть от Машки плохие новости. Все–таки, женщина в положении не должна волноваться. Но рассудив здраво, решил, что правда так или иначе выйдет наружу. Пусть уж все узнает сразу. К тому же, посоветоваться о том, что и как делать, мне было все равно не с кем.

Пропускаю описание встречи с друзьями, нелегкий разговор, переживания моей рыжей и, беременной женщины. Перехожу сразу к делу. Итак. Да… Итак, я уже сижу на топчане, а моя «застекольная» жена орудует то шприцем, то прочими колющими инструментами, выкачивая у меня кровь то из пальца, то из вены.

В «медблоке» тесно. Кажется, за время моего отсутствия добавились еще какие–то приборы. Я побаивался, как бы Машка не ударилась животом (а он изрядно увеличился!) о какой–нибудь угол. Но она ловко двигалась, успевая расспрашивать меня о злоключениях в пещере.

– У тебя с этой внучкой богини что–нибудь было? – вдруг поинтересовалась Мария. Хотя она и была занята – помещала образчик в прибор, похожий на помесь микроскопа с компьютером, но спина напряглась.

– Ага, – отозвался я. – Как у бабушки с внуком. Рассказывали друг другу сказки.

– Хм… – недоверчиво откликнулась Машка, но спина, обтянутая белым халатом, расслабилась.

Удивительное дело. Мария никогда не ревновала меня к жене, подчеркнуто резко говорила о том, что происходящее на «Большой земле» ее не касается, а тут.

– Маш, как там у меня? – как можно равнодушнее спросил я, хотя где–то внутри что–то ёкало.

– Олежек, ты думаешь, что я тебе прямо сейчас все скажу? – удивилась Машка. Подойдя ко мне, взъерошила волосы. – Пока будут данные лишь по гемоглобину, эритроцитам и лейкоцитам, ну еще по трем–четырем показателям, а нужно хотя бы по двадцати. У меня здесь и приборов таких нет. Даже анализы не все могу провести. Все–таки, медблок, а не клиническая лаборатория. Нужно плазму получить.А тебе нужно провести еще и анализы – иммунологические, бактериологические, серологические.

А мне казалось, что все можно сделать, не отходя от родной крепости. Вон, сколько красивых и непонятных приборов!

– Маш, а сера–то тут при чем? – заинтересовался я.

– Какая сера? – не поняла Машка.

– Ну, серологические анализы…

– Чудик, – прыснула Машка, совсем как девчонка, а не как кандидат биологических наук. – Серум – сыворотка, по латыни. Исследуются антитела. Еще – венерические заболевания.

– Чего?! – взревел я.

– Для порядка, – отмахнулась Машка. – А вообще, не мешай пока…