Заступник. Твари третьего круга
Шрифт:
— Пап, — Ланка вынырнула из своего убежища и уставилась на отца широко распахнутыми глазами. — Ты правда не против? Правда-правда?
— Конечно нет, детка, — он слабо улыбнулся. — Это же твоя жизнь.
— Спасибо, папочка! Ты у меня действительно самый-пресамый лучший!
— Но предупредить отца можно было бы и заранее, — с напускной строгостью заявил Ивар.
— Я сама не знала, пап, — заторопилась Ланка. — Это все Грай! Представляешь, я думала, мы просто гуляем, а он меня вдруг привел туда и…
— Туда — это куда? — поинтересовался Ивар.
— Ну,
Она замолчала. По лицу Ивара медленно разливалась белизна. Глаза — две мертвые черные дыры — смотрели сквозь Ланку. Губы беззвучно шевелились.
— Что?! Пап, что?! Тебе плохо?
— К храму… — безжизненным голосом повторил Ивар.
…Дверь была чуть приоткрыта — словно приглашала. Ланка помедлила, не решаясь нарушить нетронутую белизну присыпанной снегом дорожки.
— Ты чего? — Грай посмотрел недоуменно.
— Так красиво… — прошептала она. — Так… чисто.
Внутри было пусто и гулко. Рассеянный свет струился широкими полотнищами сквозь большие стрельчатые окна. В центре круглого зала — ни скамеек, ни столов, ни канделябров, только строгие плиты пола и лужи света на них, — в центре стоял камень. Неровный, грубо обтесанный обелиск, похожий на сплюснутое с боков яйцо.
— День добрый, господа, — тихий голос раздался откуда-то из-за спины, но Ланка не испугалась — здесь нечего было бояться.
Молодой мужчина в просторном сером одеянии неслышно приблизился к ним и взглянул без улыбки:
— Вы пришли совершить обряд? Или просто решили полюбопытствовать?
— Мы… кхм… — Грай закашлялся.
Служитель терпеливо ждал.
— Да, мы… Нам хотелось бы… Это же храм сна?
— Да, — коротко ответил служитель.
— Вот… Ну и мы пришли, чтобы… Здесь же можно… пройти обряд? Прямо сейчас. Если можно.
Грай окончательно смутился и замолчал. Мужчина перевел взгляд с него на Ланку и спросил:
— Ты тоже этого хочешь?
Ланка испуганно кивнула.
— Что ж… Храм открыт для всех, — произнес служитель, низко склонив голову. — Правда, немногие приходят сюда, чтобы соединить свои судьбы. А из тех, кто приходит, мало кто осознает, что он собирается сделать! Вы понимаете, чего хотите?
— Конечно! — Грай упрямо прищурился. — Мы готовы!
— Д-да, — неуверенно ответила Ланка на вопросительный взгляд служителя.
— Тогда подойдите к вершителю. Сердце подскажет, что нужно делать. Вечный Отец направит ваши души. Первоматерь поможет вашим судьбам сплестись в одну. Идите…
— Как ты могла?! Ну как ты могла?! За что мне это?! Алана, как же теперь…
— Пап, ты чего так? Ну ничего же не случилось, — жалобно сказала Ланка. — Ну, подумаешь, обряд. Я же не знала, что ты так…
— Не знала?! А что ты знала? Ты же теперь навсегда — понимаешь, навсегда! — связана с этим человеком?! Любовь — ладно! Хотите жить вместе — пожалуйста! Детишек рожать — сколько угодно! Но зачем было… Это же…
— Пап, — Ланка смотрела в сторону. — Я никогда больше не попаду в Темный.
Ивар вздрогнул.
— Видишь,
— А если что-то случится с ним? — задушенным шепотом спросил Ивар.
…Шершавая поверхность камня была теплой. Ладонь слегка покалывало, будто несильными электрическими разрядами. Ланка не видела Грая, стоящего с другой стороны обелиска, но слышала его дыхание — неровное и частое.
Ничего не происходило. Ланка беспомощно оглянулась — где же служитель? Разве не его обязанность помогать пришедшим в храм? Круглый зал был пуст, только редкие снежинки кружили возле распахнутой настежь двери.
Ланка помедлила и прижала к странной, шелковистой на ощупь поверхности вторую ладонь. Ничего. Глупость какая-то! Она вдруг почувствовала себя героиней дешевой мелодрамы — все это долгое утро с прогулкой по сказочному белому городу, с объяснением в любви и таким нелепым предложением руки и сердца только так и могло закончиться. Торжественным, но абсолютно бессмысленным ритуалом. Может, надо сказать что-то вроде: «Я, такая-то, навеки объединяю свою судьбу…» Брр!
В этот момент Грай со своей стороны прижал руки к камню, и Ланка увидела его. Обелиск еще больше нагрелся — теперь он напоминал не остывающий после солнечного дня валун, а включенный обогреватель. Серая неровная поверхность слегка завибрировала — Ланка ощутила эту дрожь всем телом — и окуталась голубоватой дымкой. Ланка отчетливо видела Грая, не глазами, нет, — чем-то другим. Душой? Он стоял, широко расставив ноги и играя желваками на скулах. От его раскрытых ладоней к ее рукам тянулись тонкие бесчисленные нити, похожие на светящиеся голубоватые волосы. Такие же нити, только нежно-зеленого цвета, росли в обратную сторону — от нее к нему. И когда они встретились и сплелись, прорастая друг в друга, он и она стали одним целым…
— Иди к себе, Аля, — ломким голосом произнес Ивар. — Иди…
Ланка сморгнула слезы и села — упала — на табуретку. Произошла какая-то ошибка — ужасная, страшная, непоправимая беда, — а она не понимала, в чем дело! Разве отцу не нравился Грай? Разве он не сказал только что: «Это твоя жизнь»? Тогда почему кажется, что вот-вот разорвется сердце?
— Пап…
Он молча качнул головой.
— Пап, я никуда не пойду! Пока ты не объяснишь мне…
Он коротко рассмеялся, и слова застряли у Ланки в горле.
— Объяснить? Зачем? Ничего не изменишь — теперь! Можно только ждать. И надеяться, что…
— Что?
— Глупая моя девочка… Разве ты не знаешь, что сны не всегда наказывают того, кто по-настоящему виноват? Разве ты не понимаешь, сколько случайностей — нелепых и обидных — подстерегают нас на каждом шагу? Почему твой Грай не пришел поговорить со мной? Разве порядочные люди так поступают? Он не понимал, что после обряда тебе будет грозить куда большая опасность? Он что, совсем идиот?
— Папа! Грай никогда не сделает мне больно!