Заупокойная месса
Шрифт:
Бронка Смотрит долго на него и берет его за рукуПочему же ты опять стал тосковать по своей тоске?
Тадеушс тихой улыбкойПочему ты теперь тоскуешь по том, по чем прежде никогда не тосковала?
Бронка задумчивоДа, правда… (После нескольких минут.)Ты только что спрашивал меня, почему я теперь грустная и расстроенная, — теперь, когда ты вернулся такой мощный,
Тадеуш пораженныйПо Еве?
Бронка не сдерживаясьПо Еве, Еве! Да, Еве! Ты думаешь, я не видала, как ты вздрогнул, как ты был поражен, когда она вдруг появилась там, на пороге комнаты? Ты думаешь, что я могу только быть твоей игрушкой, подушкой для твоей измученной головы, и не чувствовать той ужасной тоски, которая отрывает тебя от меня? (Схватывает его за платье, но вдруг бессильно опускает руку и смотрит на него в изумлении, почти теряя сознание.)Прости меня, Тадя, я, кажется, упрекнула тебя твоей тоской… Нет, это несправедливые упреки, потому что и моя тоска далека от тебя.
Тадеуш таинственноТоска? О ком, Бронка?
Бронка в сильном волненииОб Еве, Еве… Об Еве…
Тадеуш таинственноТак она и тебя заразила?
Бронка упавшим голосомДа, и меня тоже…
Второе явление
КазимирКак, вы уже встали? Что так рано?
Тадеуш силясь говорить развязноА я хотел тоже самое у тебя спросить: ты уже встал? Что так рано?
КазимирЯ всю ночь читал, а потом хотел освежиться, пошел немного погулять. Возвращаюсь из парка и с удивлением вижу в окнах гостиной свет. Вот и пришел посмотреть, что за необычайное происшествие случилось… А теперь пойду спать.
БронкаДа ничего не случилось, что же могло случиться? Только все эти ваши вопросы о целях жизни, эти ваши искания чего-то такого, чего нельзя найти, и что, может быть, и не существует, совсем лишили меня сна и так расстроили, что я и Тадеушу не дала заснуть.
Тадеуш заботливоА может быть, Броня, ты приляжешь теперь? (Целует ей руку.)Иди, иди, Броня, приляг, — и я тоже отдохну.
Бронка оживленноНет, нет… И ты, Казя, тоже останься, останься! Нам так хорошо с тобою…
Казимир принужденно смеетсяСлышишь, Тадеуш? Теперь, когда ты здесь, Бронка ко мне благосклонна, теперь я — ширмы, теперь я такая автоматическая мебель, которая сама скромно прячется, сама знает, когда ей выдвинутся вперед, когда спрятаться.
БронкаУ, какой ты злой!
Казимир ТадеушуА
Бронка вдруг с деланным, изумлениемДа, знаешь, Тадеуш, это непостижимо. Все то время, пока тебя не было здесь, Ева была больна какою-то непобедимой сонливостью, — целые дни спала!
Тадеуш рассеянноСпала? Целые дни спала? Гм… (Встает, ходит взад и вперед по комнате.)Послушай, Казя, твои дела ужасно запутаны! Я думаю о них, думаю все время, но не нахожу кое-каких документов, да и счета никак не сходятся. (Весело.)Знаешь, Бронка, оденься, вели приготовить поесть и заложить сани, а потом во весь дух — по полям, по лесам…
БронкаДа, да… по полям, по лесам!.. О, как это хорошо… (Распускает резким движением волосы.)И ветер будет вот так играть моими волосами, смотри — вот так… (Развевает волосы, затем быстро снова собирает и вскакивает с места)И вот так, всею грудью вдыхать в себя воздух, тонуть в его голубой бездне. (Глубоко вздыхает и вытягивает руки… Вдруг с лукавой улыбкой обращается к Тадеушу.)Нет, ты только посмотри, как Казимир удивлен, он думал, что я совсем не умею тосковать по шуму вихря, по голубой бездне…
КазимирНет, наоборот, я совсем не удивлен, я только завидую людям, которые еще умеют хоть о чем-нибудь тосковать.
БронкаСлышишь, Тадя, ах, какой он наивный! Он завидует людям, которые тоскуют. Ну, однако, иди же, Тадя, иди, сделай же это дело, ведь это не долго.
ТадеушНет, самое большое — полчаса.
Бронка искусственноА я тем временем буду учить Казю тосковать.
ТадеушПревосходная идея… Превосходная…
Третье явление
Бронка подходит, к двери, в которую ушел Тадеуш, оглядывается, затем подходит к Казимиру и берет его за рукуТы знаешь, куда он пошел?
КазимирЗнаю.
БронкаЗнаешь! Ты не можешь этого знать! Ты, может быть, думаешь, что он пошел кончать твое дело?
КазимирНет, не думаю.
Бронка с силоюОн пошел к Еве, к Еве, к Еве!
Молчание.
БронкаНеужели все это должно так быть!
КазимирТакова уже судьба человека, которого захватит в свои руки страшная тоска, которого мучит желание уйти от себя, от всего, — тогда никакое счастье, никакая радость не в силах заполнить его души, не в силах утишить этой внутренней тревоги, укротить этих бешеных порывов. Они гонят его все вперед, гонят, гонят по трупам, по жертвам своих преступлений, и он бежит, ничего не видя, бежит вперед…