Завещание Холкрофта
Шрифт:
– Вовсе нет. Я спрашивал, замужем ли ты, и получил отрицательный ответ; тогда я спросил, живешь ли ты с кем-нибудь, ты ответила весьма уклончиво. Но я вовсе не обещал тебе, что не буду пытаться разузнать, где ты живешь.
– Это как бы подразумевалось, дорогой. Когда-нибудь я тебе все расскажу, и ты поймешь, какой ты был глупенький.
– Расскажи сейчас. Я влюблен и хочу знать, где живет моя девушка.
Улыбка исчезла с лица Хелден. Но потом она взглянула на Холкрофта и улыбнулась снова:
– Ты похож на маленького мальчишку, который научился новому слову и повторяет его на все лады. Ты еще недостаточно
– Я забыл, что тебе нравятся женщины.
– Да, они среди моих лучших друзей.
– Но выходить замуж за одну из них ты не собираешься?
– Я ни за кого не собираюсь замуж.
– Уже легче! Тогда давай ближайшие десять лет быть вместе, оставив за каждой стороной право выбора.
– Ты так славно говоришь…
Они остановились на перекрестке. Холкрофт притянул к себе Хелден и положил ей руки на плечи:
– Я за свои слова отвечаю.
– Я верю, – ответила она и посмотрела на него с любопытством, к которому примешивался страх.
Холкрофт заметил это и слегка встревожился.
– Любишь меня хоть немножко? – спросил он с улыбкой.
– Кажется, даже больше, чем немножко, – серьезно ответила Хелден, – а мне бы этого очень не хотелось. Боюсь, с этой бедой я не справлюсь.
– Тем лучше! – рассмеялся Ноэль и, взяв ее под руку, повел через улицу. – Приятно сознавать, что даже у тебя нет ответов на все вопросы.
– А ты думал, что у меня они есть?
– Мне казалось, что тебе так кажется.
– Вовсе нет.
– Я знаю.
Ресторан был полупустой. Хелден попросила метрдотеля устроить столик в глубине зала – так чтобы не было видно с улицы. Метрдотель кивнул и повел их между столиков. Ясно было, что он никак не может понять, почему сия прелестная дама появилась в его заведении с таким засаленным кавалером. «Трудные деньки наступили для парижских девочек. Вернее, ночки» – вот что читалось в его взгляде.
– А он меня не одобрил, – заметил Холкрофт, когда метрдотель, приняв заказ, удалился.
– Еще не все потеряно. Ты поднялся в его глазах, заказав дорогое виски. Он даже улыбнулся. Ты не заметил?
– Это он увидел мой пиджак. Кажется, его сняли с другой вешалки, нежели пальто.
Хелден рассмеялась:
– Да, пальто явно не из коллекции Высокой моды. Ты носил его в Берлине?
– Конечно. Мне даже удалось в нем заарканить проститутку. Ты не ревнуешь?
– К тем, кто соблазнился тобой в этом пальто, – нет. – Она была само очарование. – Повезло тебе. Наверняка она из ОДЕССЫ, и ты подцепил то, что ими планировалось. Сходишь к врачу, прежде чем домогаться моей любви.
Ноэль взял ее за руку. Он был очень серьезен, когда заговорил снова:
– Об ОДЕССЕ можно забыть. И о «Возмездии» тоже. Это как раз одна из тех новостей, о которых мне стало известно в Берлине. Ни одна из этих организаций знать не знает про Женеву.
Хелден была ошеломлена.
– А как же… Бомонт? Ты говорил, что он агент ОДЕССЫ, что он шпионил за тобой в Рио…
– Я и сейчас считаю его агентом ОДЕССЫ, и он действительно за мной шпионил. Но не из-за Женевы. Бомонт связан с Граффом. Каким-то образом он пронюхал про то, что я ищу Иоганна фон Тибольта, и именно поэтому стал за мной следить.
– Это так просто?
– Во всяком случае, не так сложно, как кажется на первый взгляд. Стоит лишь намекнуть на причастность Бомонта к ОДЕССЕ, как мигом поднимется волна расследований. Его сразу загребут.
– Но если ни ОДЕССА, ни «Возмездие» не знают про Женеву, то кто же пытается помешать нам?
– Я как раз собирался об этом рассказать. И еще про то, почему мне пришлось избавиться от пальто и шляпы.
– О господи! – Хелден никак не могла уловить связи в словах Ноэля.
Холкрофт рассказал о своих берлинских приключениях, опустив эпизод в темном переулке. Потом он сообщил о своей беседе с Кесслером и, уже завершая рассказ, вдруг понял, что скрыть от Хелден убийство незнакомца в кожаной куртке не удастся. Завтра он в любом случае должен рассказать об этом ее брату, так что держать Хелден в неведении нет смысла. Когда Ноэль закончил свое повествование, Хелден аж вздрогнула и сжала пальцы в кулаки:
– Какой ужас! А что об этом думает Кесслер? Есть у него какие-то предположения?
– Практически никаких. Мы с ним проанализировали весь эпизод раз десять, пытаясь ухватиться за какую-либо ниточку, но, увы… По мнению Кесслера, этот молодчик принадлежал к одной из неонацистских группировок – Эрих назвал их «потомками НСДАП» и «занозами в теле ОДЕССЫ».
– А каким образом они могли узнать про Женеву?
– Я и об этом спросил у Кесслера. Он ответил, что денежные манипуляции такого масштаба очень трудно сохранить в тайне. Кто-то где-то вполне мог разнюхать про Женеву.
– Но ведь вся суть Женевы в секретности. Если о тайне кто-то узнает, то неминуем крах.
– Значит, все дело в степени секретности. Когда тайна становится тайной? И в чем различие между информацией секретной и совершенно секретной? Горстка людей, разузнав про Женеву, хочет помешать нам получить деньги и использовать их по назначению. Деньги нужны им самим, а значит, рассекречивать Женеву нашим конкурентам нет смысла.
– Но если они узнали про Женеву, то должны знать и то, что денег получить не смогут.
– Совсем не обязательно.
– Тогда им надо об этом сказать!
– Именно так я и поступил в том темном переулке. Но убедить незнакомца не сумел. Впрочем, даже если я его и убедил, то теперь это уже не имеет никакого значения.
– Но… как ты не понимаешь?! Надо разыскать этих людей – кто бы они ни были – и сказать им, что они ничего не добьются, остановив тебя, моего брата и Кесслера.
Холкрофт пригубил виски.
– Не думаю, что нам следует поступать таким образом. Кесслер сказал мне вчера одну фразу, которая не дает мне покоя до сих пор: «Вы, – заявил он, очевидно, подразумевая под местоимением „вы“ тех, кто не занимался изучением вопроса специально, – никогда не понимали нацистских ультра». Оказывается, для наци в равной степени важны как собственный успех, так и чужой провал. Кесслер назвал это «неотъемлемой деструктивностью наци».