Завещание Холкрофта
Шрифт:
– И со списком лидеров.
– Конечно, – валлиец прикусил указательный палец. – Свершилось… – сказал он шепотом.
– Есть, правда, одно маленькое препятствие, но мы его преодолеем.
– Могу я чем-то помочь? Я сделаю все, что угодно.
– Знаю, Ян. Ты один из лучших. Я тебе скажу через неделю.
– Все, что угодно.
– Конечно. – Теннисон сбавил скорость. Беседа подходила к концу. – Я бы подбросил тебя до Лондона, но мне нужно ехать в Маргейт. Крайне важно, чтобы я попал туда как можно
– Обо мне не беспокойтесь. Господи, сколько всего вам приходится держать в голове! – Ян взглянул на мужественное, словно высеченное из мрамора лицо Теннисона, в котором было столько власти и которое сулило столько надежд. – Быть сейчас здесь, удостоиться чести присутствовать при самом начале… При возрождении… Нет такой жертвы, на которую бы я не пошел ради этого!
Светловолосый господин улыбнулся:
– Спасибо!
– Высаживайте меня, где вам удобно. Поймаю такси… Я и не знал, что у нас есть свои люди в Маргейте.
– Наши люди повсюду, – ответил Теннисон, останавливая машину.
Теннисон мчал по знакомому шоссе в Портси. Он все рассчитал правильно: он будет у Гретхен около восьми, а сестра ждет его только в девять. Будет время для того, чтобы убедиться, что у Гретхен нет гостей – любвеобильных соседей мужского пола, заглянувших пропустить рюмку-другую.
Теннисон улыбнулся про себя. Его сестра, которой уже за сорок, по-прежнему манила мужиков, и те слетались к ней, словно мошкара на пламя свечи, рискуя опалить себя страстью. Спасала их лишь неспособность проникнуть в самое сердце пламени, ибо Гретхен никогда не выкладывалась до конца, хоть ее не раз об этом просили. Сексуальность свою она использовала так, как и следует использовать все виды потенциально смертоносного оружия, – с осторожностью.
Теннисону была неприятна предстоящая миссия, но он знал, что у него нет выбора. Все нити, ведущие к Женеве, необходимо оборвать, а его сестра – как раз одна из таких связующих нитей. Подобным же звеном в цепи был Энтони Бомонт. Гретхен слишком много знает; а враги «Вольфшанце» могут запросто расколоть ее. И непременно постараются это сделать.
Пока что «Нахрихтендинст» не имеет никакой информации касательно трех вещей: им неизвестен временной распорядок операции, методы распространения миллионных сумм и списки личного состава. Гретхен знает и расписание операции, и методы распространения денег, и, поскольку деньги направляются определенным адресатам, хорошо осведомлена насчет списков.
Поэтому его сестра должна умереть.
И водитель, столь благородно заявивший о своей готовности принести себя в жертву, – тоже. Как только он передаст Теннисону картотеку и списки, миссия его будет завершена, ибо он превратится в помеху: никто, кроме сыновей Эриха Кесслера и Вильгельма фон Тибольта, ни одна живая душа не должна видеть эти списки. Тысячи имен в каждой стране – наследники «Вольфшанце», совершенная раса, «Дети Солнца». Впереди мелькнул указатель:
ПОРТСИ – 15
Теннисон нажал на акселератор, и «Ягуар» полетел вперед.
– Значит, началось, – сказала Гретхен Бомонт. Она сидела рядом с Теннисоном на мягком кожаном диване и гладила брату лицо. Пальцы ее то и дело скользили меж его губ. Именно так Гретхен возбуждала брата с малых лет. – Ты такой красивый. Никому не сравниться с тобой. Никогда.
Она потянулась к Теннисону, призывно выпростав груди из расстегнутой блузки, и впилась в его губы долгим поцелуем. Ее страстные стоны всегда сводили Теннисона с ума.
Но сейчас он не мог уступить. Это он сделает позднее, когда наступит последний акт тайного ритуала, который позволял им с детских лет хранить чистоту крови, прояснял сознание Теннисона и помогал ему в трудную минуту. Он взял сестру за плечи и нежно отстранил от себя.
– Да, началось, – подтвердил он. – И мне нужно осмыслить все происшедшее разумом, не замутненным страстью. У нас впереди уйма времени. Я поеду в Хитроу к первому рейсу на Париж – в шесть утра. Так что вспомни пока, пожалуйста, – все ли ты рассказала мне про американца? Ничего не упустила? Ты уверена, что он не провел параллелей между тобой и Нью-Йорком?
– Абсолютно уверена. Женщина, умершая в Нью-Йорке в доме напротив его апартаментов, была заядлой курильщицей. А я не курю и особо подчеркнула это, когда он был здесь. Еще я сказала, что никуда не выезжала в последние несколько недель, и могла доказать это, если бы он стал подозревать меня во лжи. И наконец, не забудь, что я жива, а та женщина мертва.
– Короче говоря, когда он уходил, ему и в голову не могло прийти, что заманившая его в постель замужняя красотка, сбившаяся с пути истинного, и мертвая женщина из Нью-Йорка – одно и то же лицо.
– Конечно, нет. И потом – он не ушел, – засмеялась Гретхен, – он спасся бегством. Был в страшном замешательстве и, по-моему, даже запаниковал, посчитав меня – как мы и планировали – неуравновешенной, взбалмошной особой. Вот как ты стал претендентом на участие в Женеве от фон Тибольтов. – Гретхен перестала смеяться. – Правда, он прихватил с собой фотографию Тони, что совсем не входило в наши планы. Я полагаю, ты хочешь вернуть этот снимок?
– Да, – кивнул Теннисон.
– И что ты будешь говорить Холкрофту?
– Он думает, что Бомонт был агентом ОДЕССЫ; что я обделывал какие-то делишки с Граффом и бежал из Бразилии, спасая свою шкуру. Так он сказал Кесслеру. Но Холкрофт понятия не имеет о том, что произошло в Рио на самом деле, и подозревает меня лишь в убийстве. Только это его и тревожит. – Теннисон улыбнулся. – Я сыграю на его предположениях. Придумаю нечто настолько удивительное и ошеломляющее, что покажусь ему святее самого Иоанна Крестителя. И конечно, не премину поблагодарить его за то, что он убрал этого ужасного Бомонта с нашего пути.