Завещание обжоры
Шрифт:
Корреспондентка винтажного бумажного издания «Тонгейские вести» навела на дом де Шаев подслушивающий на расстоянии прибор. Но то ли прибор был неисправен, то ли расстояние слишком велико, прибор выдавал только отдельные разрозненные слова, произносимые механическим голосом: «Благотворительность… Фридрих Андрей… недостатков… завещание…» Корреспондентка отложила прибор, вытащила телефон, набрала номер.
– Алло? Филипп? Слышишь меня? Да, здесь. Они говорят о завещании. Да, я совершенно уверена. Слушаю дальше!
В
Отсмеявшись, Вольф вытер глаза и помотал головой:
– Нет, конечно, этого Фридриху Андрею, наверное, никогда бы не пришло в голову.
– Я полагаю, нам беспокоиться не о чем, – рассудительно проговорила Натали. – У Фридриха Андрея было много недостатков, можно даже сказать, пороков, но нас он любил. И был, в общем-то, неплохим человеком…
– И мы его любили, – перебила Шура, и тут же спохватилась, увидев недовольство Натали. – Ой, простите, госпожа Натали Валентина! Я только хотела сказать, что мы тоже любили его, несмотря на странные забавы и на то, что готовить ему приходилось много.
– Ещё бы! С таким брюхом! – прожевала Оливия.
– Что бы ни было в завещании, – сказал Алексей, – я свою долю отдам страждущим. Вы даже не представляете, как много в благополучной вроде бы Северной Тонге нищих! Я считаю просто недопустимым позволять себе жить в таких хоромах, скупать дорогие картины, в то время как…
Вольф встрепенулся:
– Картины он обещал передать в национальный музей Северной Тонги! Картины принадлежат искусству!
– Но они недёшевы, – заметил Иржи.
Вольф поджал губы:
– Мне они не нужны. Музею!
– Всё, что нужно мне, – мечтательно сказала Оливия, поигрывая ложечкой, – это маленький ресторанчик на Гегель-штрассе, который папа когда-то для меня и открыл.
– Обжора, дочь обжоры, – ласково сказал Иржи жене.
– И где он умер, – Алексей не хотел, чтобы Оливия об этом забыла.
– Проект памятника уже разрабатывается. Прямо там, в ресторане. Отец сидит за столом, приветственно подняв бокал с вином.
– Всё-таки кое-что возьмите себе, – сказала Натали, доверительно глядя в глаза Марии. – Хотя бы на медицинское обследование. Тебе уже тридцать пять, Мария…
– Мама, – Алексей был недоволен.
Мария поджала ненакрашенные губки:
– Если Господь детей не дал, значит, так тому и быть.
– Господь дал нам медицину, – вздохнул Иржи. – И не пользоваться ею – святотатство.
– Был бы у нас с Нальдо маленький домик
– Я уверена, Шура, что Фридрих Андрей вам с Рейнальдо что-нибудь оставил, – Натали всё пыталась поставить на место прислугу, сидящую за одним столом с ней.
Шура смутилась.
– Так… я ничего… просто… госпожа Лизавета говорила…
– Но вы всё-таки погодите, – продолжила Натали. – Вы нам ещё пригодитесь здесь!
Гай проницательно посмотрел на Натали:
– А ты так уверена, что дом он оставил тебе?
Натали посмотрела на Гая со злостью, а над столом повисла неловкая пауза. Иржи попытался сгладить:
– Ну, чего гадать? Надо взять да посмотреть!
На лице Елизаветы проступило страдание.
– Может, всё-таки после ужина?
Гай презрительно оглядел лица.
– Всем так не терпится…
И тут заговорили все и разом, начали наперебой уверять друг друга, что это совершенно не так, что никто даже не думает сомневаться, Фридрих Андрей неоднократно сам говорил и обещал, я уверен, оглашение завещания – это формальность, которая только закрепит то, что все и так давно знают!
– Ну, хватит! – Натали отшвырнула вилку. – Елизавета, завещание с тобой?
– Ну, конечно, – туча на лице Лизы стала грозовой.
– Тогда огласи.
– Да, – вздохнул Вольф, – как это ни печально, но это только Фридриху Андрею можно больше не думать о земном… Нам, грешным, приходится…
Алексей поднял вверх палец:
– Осознание греха – первый шаг к покаянию.
– Или к повторению, – вставил Иржи.
Оливия засмеялась.
Лиза с трудом справилась с замочком сумочки, Вольф ей помог, желая только одного: чтобы никто не заметил, что Лиза пьяна. Наконец, она выдернула зацепившуюся папку, при этом из папки вылетели листки. Вольф помог собрать, уложить в папку, которую Лиза уже раскрыла, встала и, на всякий случай опираясь свободной рукой на спинку стула, начала читать:
– «Я, господин Фридрих Андрей де Шай, проживающий по адресу Гоголь-штрассе, сорок три, находясь в твёрдом уме и трезвой памяти, настоящим завещанием делаю следующие распоряжения».
– Очевидно, завещание писалось ранним-ранним утром, раз в трезвой памяти, – Оливия попыталась пошутить, но на неё никто не обратил внимания, даже Иржи чуть заметно раздражённо мотнул головой.
А Елизавета продолжила:
– «Я завещаю дом, находящийся на Гоголь-штрассе, сорок три, с кухней и погребом, принадлежащий мне по праву собственности, на основании сто шестьдесят третьей статьи ГК СТ, своей жене, госпоже Натали Валентине де Шай и приёмному сыну, господину Гаю Смиту, с возложением на госпожу Натали Валентину де Шай опекунских обязанностей по отношению к господину Гаю Смиту до достижения им совершеннолетнего возраста».