Завещание Сталина

Скобелев Эдуард Мартинович

Но выпестованные заблаговременно остолопы преобладали. Во всяком случае, громче всех разевали глотки. Один из них вызывал особенную досаду — секретарь парторганизации их головного объединения, что работала на правах райкома, — Кучеврясов Валентин Сигизмундович, бывший обкомовский порученец. В своих манерах он подражал Горбачёву и не раз осаживал вспыльчивого и нетерпимого к несправедливости Алексея Михайловича:

— Туда он гребёт или не туда, как Вы выражаетесь, теперь, когда окончательно разрушена монополия «органов» на проверку партийных кадров и мы сами определяем все облики, Генеральный секретарь не может ошибаться. Все могут ошибаться, но ошибка вместе с ним никакая не ошибка. Вот из чего долженисходить каждый!..

Круглая голова его на тонкой шее, мохнатые брови при мелких чертах лица и особенно широкие скулы, придававшие голове треугольный

вид, всякий раз напоминали Алексею Михайловичу власоглава, отвратительного глиста, поселяющегося в кишке у неопрятного человека.

К тому же Кучеврясов со времён своей комсомольской юности баловался стихосложением. Он рифмовал по поводу каждого праздника или политического события. Умел перелагать на выспренный глагол даже призывы ЦК КПСС, понятно, что такого товарища ценили карабасы-барабасы нашей пропаганды.

Кучеврясов был родственником Самуила Изотовича Гетманова, бессменного главного редактора областной партийной газеты.

Однажды Алексей Михайлович не выдержал и в присутствии других сказал Гетманову:

— Ну, и кадр Вы нам впендюрили! Пустую болоболку!

— Зато у него планы всегда в порядке, отпечатаны на лучшей бумаге, все подписи на месте. Обком партии ценит исполнительность.

— Но стишки-стишки, — простонал Алексей Михайлович, — как же Вы печатаете всё это безобразие, которое позорит нацию Пушкина?

— Позорят те, которые преувеличивают… Партийные ячейки должны держать под постоянным контролем инженерный и директорский корпус, чтобы нос не задрали… Это во-первых. А во-вторых, наш народ не может иметь более высокой культуры, чем люди, представляющие народ в партийных организациях. Паче чаяния случится наоборот, погибнет революция, как говорил товарищ Ленин в одной из своих поздних работ…

Прыткая блошка, Кучеврясов ещё в советские времена сумел с чьей-то помощью создать «газетно-книжный кооператив», в котором немедля вышли его «Избранные стихи». Предисловие изобиловало цитатками из частных писем московских диссидентов, выдержанных в панегирической тональности.

А потом кооператив полностью включился в процесс выдвижения Кучеврясова на пост Президента СССР. Все понимали, что это дань проформе, но видели, что игра открывает новые шансы для её участников.

На каком-то мероприятии областного пошиба Алексей Михайлович нос к носу столкнулся с бывшим сослуживцем.

— Ужели ты всерьёз нацелился на кресло президента?

— А чего? Чем я хуже Горбачёва? Я институт марксизма-ленинизма окончил. Есть опыт работы на одном из главных оборонных предприятий страны… Чувствую в себе силы, связанные с эпохой демократического процесса…

Алексею Михайловичу сделалось нестерпимо досадно, что ни в чём уже не осталось ни величия, ни тайны. «Что такое Горбачёв в сравнении со Сталиным? Или этот Кучеврясов? Всё мельчает буквально на глазах…»

Алексей Михайлович остро реагировал на проходимца, потому что подлинный талант был у него под боком, родной сын, но принципы чести не позволяли ему использовать какие-либо связи для облегчения трагической участи сына.

Сын был, конечно, одарён на поэтическое слово, но именно эта одарённость и создавала преграды на его пути: чуть только вшивота, расползшаяся по журналам и издательствам, устанавливала, что имеет дело с подлинным талантом, а что — нет. Она находила тысячи унизительных отговорок, чтобы сорвать публикацию.

Сын был раним и обидчив. Это был возвышенный характер из прошлых эпох.

Алексей Михайлович больше всех повинен в гибели сына. Может, тот не рвался бы в пламя войны и смерти, если бы встретил хоть какое-то понимание и сочувствие в литературных увлечениях, особенно после распада его семьи? Но отец считал предосудительным искать нужные знакомства.

После очередной неудачи в московском журнале сын подал рапорт, а на вопросы родителей ответил:

— У меня всё не клеится на гражданке, зачем она мне? На Кавказе служили лучшие люди России. Участие в войне только расширит мой опыт, покажет, в чём я неправ…

Следы сына затерялись где-то под Хасавьюртом. Куда только сотни раз ни обращался Алексей Михайлович, всё крутили и мутили — скрывали правду. Или вопиющий бардак в армии. Никого из сослуживцев сына он так и не нашёл, хотя искал, очень искал.

Сын был убит и даже не похоронен по-людски, а такая мразь, как Кучеврясов, не только жила, но и процветала…

Пересматривая бумаги, оставшиеся от сына, Алексей Михайлович обнаружил стихи, которые прожгли душу. В тоске он понял, что зря пожертвовал сыном, не подставил ему плечо, как должен

был бы поступить настоящий отец. Выходит, и благородство прививали «совкам» только для того, чтобы бросить их под пули, закрыться ими при опасности для собственной шкуры…

Я пришёл, но меня не узнали.Я глаголил на площади зря.Торгаши меня лишь осмеяли,Это мягко ещё говоря.И простые, обычные людиЗло кричали вослед: «Идиот!»Знал давно я — невежды осудят,Но не знал, что обманет народ.Вслед летели и палки, и камни.«Хватит, слышали много речей!..Тунеядцам в угоду да дряни!..Всё на пользу одних сволочей!..»«Чуда! Чуда!» — ревели бродяги.И калеки стекались толпой.И срывались с помоек собаки —С громким лаем бежали за мной.Если б ведали зряшностъ затеи!Ведь беспомощны все чудеса,Если веры в себе не имелиНи умы, ни сердца, ни глаза…Я шептал, задыхаясь от жажды:«Я бессилен средь слабой толпы!Вот когда б пробудился бы каждый…Чудо главное — это ведь мы…»Только слушать меня не хотели.Мысли не было даже в глазах.«Чуда! Чуда!» — безумно ревели,Нагоняя безумием страх.Где рабы, там свободных не сыщешь.Как им было о том втолковать?Разве может богатство средь нищихИ убогих себя нарождать?..Уходил я пустою дорогой,Что змеилась средь выжженных гор,Зная: больше не будет пророка.И его не видали с тех пор…

Хасавъюрт… Если он уцелеет, если выживет, он непременно поедет туда…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Усекновение главы «святого Августина»

Город постоянных перестройщиков

Город с таким названием, разумеется, бесполезно искать на карте. В то же время он существует — не как призрак, а как реальное чудовище, фактор российской, а, может быть, и мировой политики.

Однако это название широко применяется — для своих, тех, кто приезжает в город и живёт в нём, тех, кого привозят насильно и кто проводит в нём последние дни перед казнью, добровольной или принудительной: именно здесь во множестве бесследно исчезают люди…