Завещаю вам жизнь.
Шрифт:
Граве опять ничего не понимаж
— Гизеке был арестован внезапно, не так ли? — спросил адмирал, видя замешательство собеседника. — Внезапно. Значит, сообщить Москве он ничего не мог. и Москва не понимает причины перерыва в связи. А связь нужна и Москве, и Штраух. Во всяком случае, Штраух начиная с апреля проявляет беспокойство, а Москва только что прислала к ней своего человека. Это бесспорно, не так ли?
— О да, господин адмирал!
— Существует одна любопытная деталь, — сказал Канарис. —
— Может быть, связной знал Штраух в лицо?
– высказал догадку Граве.
И да и нет вряд ли. Скорее всего, Москва опасалась провала и связной проверял, нет ли на квартире засады - надо учесть, что внешность Рихтер не сыграла ни какой роли, то можно подумать, что Москва и не слишком доверяла Штраух. В самом деле, майор, ведь если Раух не коммунистка, не «идейный борец», как все наши противники, а обычный платный агент, ей внушили вдобавок, что она работает на англичан, этих, по мнению русских, империалистов, то о каком доверии к Инге Штраух со стороны Москвы может идти речь?
— Да, это бесспорно, господин адмирал!
— А из этого следует, что связной мог оказаться не рядовым агентом, получившим задание восстановить радиосвязь, а фигурой более важной. Не исключено, между прочим, что он имел приказ и припугнуть Штраух и фон Топпенау, если понадобится.
Адмирал сидел на корточках, подвязывая непокорную лиану.
— Но тогда у него имелись бы какие-то компрометирующие Штраух или фон Топпенау материалы, — подумав, сказал Граве, глядя на адмирала сверху вниз.
Адмирал поднялся, отряхнул ладони.
— Совершенно верно, — сказал он. — Например, копия письма Штраух или фон Топпенау к какому-нибудь третьему лицу. Или копия телеграммы, посланной Штраух в Москву.
— Тогда там была бы подпись! — воскликнул Граве. — Мы узнали бы клички Штраух и фон Топпенау!
— Их клички уже известны, — спокойно сказал Канарис. — Фон Топпенау назвал их. Кличка Штраух -«Альфа», а самого фон Топпенау называли «Зеро». А вот копии письма у нас нет.
На этот раз Граве сообразил.
— Но это же нетрудно сделать, господин адмирал!
– широко улыбнулся Граве. — Однако принесет ли фальшивка пользу?
— Если Инга Штраух увидит подобную копию - помнить все посланные телеграммы она не может! — если она увидит подобную копию и узнает, что посылала свои телеграммы не в Лондон, а в Москву, то это может дать определенный психологический эффект! — сказал Канарис.
— Чувствуя себя обманутой, страшась связи с большевиками, надеясь, что связь с англичанами будет расценена как меньший грех, Штраух может наконец заговорить. Вы понимаете
Граве понимал.
— Может быть, тогда она назовет и шифр и волну! — возбужденно сказал Граве.
— Свяжитесь со службой Зейца, — приказал Канарис. — Подскажите им наш вариант: у связного, задержанного на квартире Штраух, изъята при обыске копия письменного донесения Штраух ее хозяевам. Под копией стояла подпись «Альфа». Связной признался, что заслан русской разведкой, считавшей, будто Штраух и фон Топпенау хотят отойти от работы. Он имел задание припугнуть обоих. Вам все ясно, майор?
— Так точно, господин адмирал!
— Сами рук не пачкайте. Фальшивку пускай изготовят в гестапо. Там тоже есть специалисты этого дела.
— Слушаюсь, господин адмирал.
— Вот и чудесно. А теперь, если не возражаете, я покажу вам свою гордость - розы из крымского дворца графа Воронцова... Впрочем, вы, кажется, устали, майор? В таком случае я вас не задерживаю. Можете идти.- Ничего, ничего, Граве, можете идти. Я не обижен. Я знаю настоящих знатоков на свете раз-два, и обчелся...
Наутро Штраух, пригласил к себе Хабекер вкратце он все рассказал- Инге как на ее квартире был взят радист, он нес какой то пакет? а там донесение с ее почерком. Вот фотокопии! Инга долго разглядывала снимки.
– Это фальшивка сказала она, бросая фотокопии экспертизы. на стол следователя. Как? — спросил Хабекер.
Хабекер посмотрел на фотокопии.
— Tы Ты хочешь отрицать даже очевидное? — спросил Хабекер
— Я требую экспертизы!
— Ах так? Экспертизы?! Больше тебе ничего не нужно?
— Я требую экспертизы.
— Не твой почерк?
— Я требую экспертизы.
Хабекер придвинул фотокопии к себе.
— Ладно! — сказал Хабекер. — Я пошлю письмо на экспертизу! Но ты напрасно надеешься, что она поможет!
— Я требую экспертизы.
— Молчать! — взорвался Хабекер. — Экспертиза! Кому теперь нужна экспертиза? Мы знаем вещи почище этого письма! Твое предательство установлено, и мне не требуется никаких экспертиз!
— Я требую экспертизы.
— Ты замолчишь, падаль?
Хабекер выскочил из-за стола и принялся хлестать ее по щекам. Она не опускала головы, только закрыла глаза и стиснула зубы.
Задыхаясь, Хабекер оставил ее.
— Сейчас ты увидишь «экспертизу»! — пообещал он. — Подожди немного, увидишь!
Он нажал кнопку звонка.
Больше он ни о чем не спрашивал, чего-то ждал, но молчать не мог и теперь осыпал ее ругательствами. Методически. Испытывая наслаждение.
Она смотрела поверх его головы, на простенок между макушкой Хабекера и рамой портрета Гитлера. Радист из Москвы? Взятое у него письмо? Что это? Грубая уловка гестапо?