Завет воды
Шрифт:
Утром Элси не вышла к завтраку. Лена и Франц поехали на открытие мероприятия. Дигби задержался. Она появилась только к одиннадцати, выпила чаю, отказалась от яиц и сосисок.
— У вас столько хлопот, — виновато сказала она.
Свежевымытые волосы она заплела в свободную косу и надела светло-зеленое сари. Тени под глазами выдавали, что ночь выдалась трудной. Как, наверное, и каждая ночь.
— Никаких хлопот вообще. — Он заметил, как она внимательно разглядывает бесформенные булочки на сковородке. — Это баннок [255] . Франц слопал столько, что хватило бы покрыть крышу, но все же оставил вам несколько
255
Шотландская пресная овсяная лепешка, грубый хлеб.
Она положила хлеб в рот, прожевала, одобрительно кивнула.
— Мне нравится, что везде большие окна. Великолепное освещение.
Ее одобрение оказалось ему невероятно приятно. Элси взяла еще кусочек булочки, капнула сверху меда. Он хотел было похвастаться, что мед из его поместья, но побоялся разрушить очарование момента.
— Разве вам не надо на заседание? — деликатно осведомилась она чуть хрипловатым голосом.
— Обойдутся без меня. Я не заседаю в комитетах, как Франц с Леной.
— «Сады Гвендолин»? — спросила она. — Ваше поместье называется…
— В честь моей матери, — просто ответил он.
И мать словно тут же появилась в комнате, одобрительно глядя на них. Элси кивнула. Дигби вспоминал портрет, который они нарисовали вместе. Его мамы. В следующий раз, наверное, нужно будет ей рассказать.
— Элси, я подумал… — Ничего он не думал, он действовал на ощупь, хирург с обмотанным марлей пальцем, он зондировал ткань. — Может, вы не откажетесь прогуляться со мной?
Он повел ее в западную часть поместья, по коридору среди высокой травы, куда после дождя слетаются два вида бабочек — Малабарский ворон и Малабарская роза, — но никогда одновременно. Он тщеславно предпочитал думать о них как о своих собственных творениях. В ответ на его безмолвную мольбу перед ними порхнула Малабарская роза, пылающий красный цвет вытянутого тельца подчеркивали угольно-черные крылья. Дигби резко остановился, и Элси уткнулась в него, ее округлости соприкоснулись с его костлявой спиной. Глянцевая Малабарская роза с ее темными хвостиками на крыльях напоминала Дигби самолетный обтекатель. Элси подошла ближе, чтобы рассмотреть бабочку.
Цепочка сборщиц чая, весело щебеча, приблизилась к ним, и бабочка улетела. Женщины смущенно замолчали. Когда они деликатно пробирались мимо по тропинке, Дигби показалось, что от них исходила, точно пар, земная жизненная сила. Элси, похоже, упивалась, глядя на этих женщин. Они прятали улыбки под небрежно накинутыми платками и опускали глаза из вежливости. Дигби, сложив ладони, пробормотал «ванаккам», поскольку его работницы были тамилками из-за границы штата. Руки Элси тоже поднялись в приветствии. Женщины отвечали охотно, звонкими голосами, платки соскользнули, открывая смущенные улыбки, и вот они уже проскользнули мимо, украдкой поглядывая на прекрасную гостью Дигби. Элси наблюдала, как они растворяются в солнечных лучах.
— Здесь наверху… такой особенный свет, — проговорила она. — В детстве я думала, это потому, что мы ближе к небесам. Я называла его ангельским светом.
Они поднялись в гору по старой слоновьей тропе. Бунгало находилось на высоте пяти тысяч футов, а они взобрались еще
Когда они наконец выбрались на уступ белой скалы, вытянутый, как благословляющая рука, над долиной, оба тяжело дышали. Это место выделялось среди окружающих коричневых обрывов. Местные называли его Креслом богини. На плоской площадке просители разбивали кокосовые орехи, оставляли цветы и мазки сандаловой пасты. Дигби протянул Элси фляжку, лицо ее влажно блестело от пота, она жадно сделала глоток, не отводя взгляда от захватывающего дух вида.
Стоя здесь, Дигби всякий раз представлял, что сидит на животе у богини и смотрит вниз на ее бедра, на изумрудную долину, расширяющуюся меж ее коленей и переходящую в пыльные равнины у далеких лодыжек. Он надеялся, что Элси согласна, что сюда стоило карабкаться.
Прежде чем Дигби успел предостеречь (и кого, кроме ребенка, надо было бы предостерегать?), Элси решительно шагнула к самому краю площадки, застыв, как ныряльщик перед прыжком.
Назад!
Он прикусил язык, боясь спугнуть ее. За все годы, что он тут бывал, он никогда не осмеливался подойти так близко к обрыву.
Дигби едва заметно подвинулся вперед, встал слева от Элси, чтобы она почувствовала, что он рядом. Он заставил себя оставаться внешне спокойным, борясь с адреналиновым всплеском и страхом. Она наверняка слышала его дыхание, потому что он-то слышал, как дышит она, видел, как поднимаются и опадают ее плечи, как расправляются и складываются с каждым вдохом ее лопатки. Очень медленно она подалась вперед и заглянула за кончики пальцев ног, преодолевая соблазн расстилающегося внизу искушения. Он перестал дышать. Ветерок приподнял край ее сари, и тот взмыл над плечом маленьким зеленым флагом.
Она вскинула голову, обратила лицо к небу, омывшему его ангельским светом, лицо сияло, глаза серебрились, искрились. Он проследил за ее взглядом и увидел хищную птицу, парившую в восходящих потоках.
Элси чуть развела руки в стороны, ладонями вверх, то ли принимая благословение, то ли подражая полету птицы. Дигби все еще не дышал. Сердце готово было остановиться. Он стоял в шаге позади нее. Если попытается схватить и промахнется, то столкнет ее. Если она начнет сопротивляться, они оба полетят вниз. Он воззвал к богине этого Кресла, к любым богам, которые его слушают, умоляя забыть про его неверие, про его презрение ко всякому божественному и сохранить жизнь этой матери-сироте. Из глубины сердца он молил Элси:
Прошу тебя, Элси. Я только что нашел тебя. Я не могу тебя потерять.
Спустя вечность ее левая рука робко потянулась к нему, а его правая метнулась навстречу, как будто руки знали то, что неизвестно их головам. Пальцы сплелись. Он потянул ее прочь от коварного края. Один шаг, другой. Развернул ее лицом к себе, теперь их дыхание и дыхание долины слились воедино. Ее ноги следовали за ним в танго, вырванном на пороге смерти. Она вся дрожала.
Он был уверен, что Элси представляла, как делает шаг с обрыва, что она намеревалась пристыдить Бога, пристыдить этого бесстыжего шарлатана, который пальцем не пошевельнул, когда дети падали с деревьев, когда шелковые сари загорались; она представляла, как летит, раскинув руки, подобно хищной птице, набирая скорость, до того самого места, где заканчивается боль. Внезапно он разозлился на нее, его так и затрясло от гнева.