Завет воды

Вергезе Абрахам

— Не надо! Не сейчас. Подожди… не говори ничего.

Он подходит ближе, вдыхает ее запах, замечает капельки пота над бровями, след, оставленный шляпой. В медицинской школе он видел выступление алиениста Гарри — тот вытаскивал человека из публики, а потом, прижав палец к виску, открывал остолбеневшим зрителям все подробности его жизни.

— Ты решила остаться с Клодом, да? — Он не в силах скрыть горечь в голосе.

— Нет. Как раз наоборот.

Он тут же отказывается от своего сценария. Лицо его светлеет.

— Дигби, я пришла рассказать тебе,

что Клод намерен подать на развод и обвинить тебя…

— Я знаю.

Теперь ее черед удивляться:

— Как? Откуда?

— Получил анонимное письмо с предупреждением. В клубе Адьяра. От кого-то, недолюбливающего твоего мужа. Но я хочу знать, Селеста, откуда Клод узнал?

Ее смех похож на щелканье кнута.

— Он ничего не знает о нас, Дигби! Это лишь уловка. Поскольку он не может угрожать тебе напрямую, он решил пожертвовать мной, чтобы дотянуться до тебя.

— Постой… И поэтому ты пришла сюда тогда, когда мы в первый раз… В тот день, когда ты внезапно явилась в гости? Ты пришла по его просьбе просить меня отказаться от показаний?

— Боже, нет! Я пришла предупредить тебя. Когда он признался, что именно намерен сделать — выставить меня изменницей, чтобы выгородить себя, — я была в ярости. Я ушла от него, бросила. Села на велосипед и поехала куда глаза глядят. И оказалась здесь. Да, я собиралась предупредить тебя. — В голосе появляются сердитые нотки. — И так и не сделала этого, если помнишь.

Слова Дигби полны ехидства:

— Почему же? Решила, зачем страдать за просто так? Или сказала себе: «Пересплю-ка я со стариной Дигсом, чтобы утихомирить его»? А может, ты и сейчас работаешь на него. — Дигби повышает голос.

— Дигби, остановись! — Она спокойна, собранна… и уязвлена его словами. — Если ты будешь кричать, я уйду. На сегодня с меня достаточно. — Селеста гордо выпрямляется, побелевшие пальцы вцепляется в сумочку, как будто это поможет безопасно перебраться к тому, что будет дальше.

В свете парафиновой свечи она напоминает натурщицу художника. Художник отводит взгляд. Художника берет оторопь.

— Прости, — лепечет он, пристыженный и раскаивающийся.

— Клод пойдет на что угодно, лишь бы защитить себя, он с легкостью принесет меня в жертву. Все что угодно, лишь бы очернить тебя. Но он думает, что до этого не дойдет. Думает, что если пригрозит, ты сломаешься и отступишь, — умоляю, не отступай. Возможно, он решил, что я сломаюсь и начну уговаривать тебя. Но со мной это не сработает. Я хочу развода…

Смеет ли он торжествовать? Отчего же она не торжествует вместе с ним?

— Селеста… Тогда для нас нет препятствий… мы можем быть вместе.

Она отрицательно качает головой.

— Селеста, я не понимаю… Я люблю тебя. Я никогда не говорил этого ни одному человеку на свете, кроме матери. Я люблю тебя.

— Дигби, я хотела бы

сказать, что тоже люблю тебя. Но я не понимаю, кто эта я. Мне нужно это узнать. Я хочу жить своей собственной жизнью и самостоятельно, чтобы выяснить это.

Глаза у него умоляющие, как у ребенка. Она кладет ладонь ему на щеку, но он отстраняется.

— Куда ты отправишься?

Она вздыхает.

— У меня был план, хотя я не подозревала, что расставание примет такие формы. Я откладывала деньги. Понемногу, конечно, но почти за двадцать лет набралось вполне достаточно. У меня есть драгоценности, которые он дарил в первые годы. У меня есть сарай, полный произведений искусства, и я знаю, какие из них кое-чего стоят уже теперь, а какие будут представлять ценность в будущем. Я могу снять комнату у Теософского общества. Мы с Джанаки, если будем жить вдвоем, можем обходиться малым и быть счастливы. Единственный крючок, на котором он меня держал, это дети, но они уже достаточно взрослые, я надеюсь, чтобы разобраться, что за тип их отец. Достаточно взрослые, чтобы захотеть познакомиться со мной поближе. Когда я выясню, кто я такая.

Дигби переваривает ее слова. Он ей не нужен — она же это хотела сказать? Он злится на себя, что позволил себе размечтаться.

Дверь открывается, и на пороге возникает Мутху; он явно удивлен, застав Селесту, застав их стоящими лицом друг к другу, словно оба готовы броситься в драку. Он складывает ладони перед грудью:

— Добрый вечер, мисси, я не слышал, как вы пришли.

— Мутху, — кивает она, не сводя глаз с Дигби.

Мутху растерянно переводит взгляд с одного на другого.

— Дигби саар… Я уезжаю к родным. Я говорил раньше? Я уезжаю только на два дня. — Дигби продолжает сверлить взглядом Селесту. Тогда Мутху обращается к ней: — Мисси желает что-нибудь поесть, пока я не ушел? Мне приготовить самосы?

— Мутху, — вздыхает она, и голос внезапно звучит очень устало, очень хрипло. — Мисси желает двойной виски, пожалуйста. И еще один для него.

— Да, мисси! — автоматически отвечает Мутху, но не двигается с места.

Она наконец поворачивается к нему, приподняв бровь:

— Мутху?

— Простите, мисси… У нас нет виски.

— Тогда джин?

Он мотает головой:

— Доктор саар не пьет…

— О, ради всего святого, Дигби… — почти взвизгивает Селеста так, что все трое пугаются.

— Но виски быстро-быстро будет, мисси! — поспешно говорит Мутху, огорченный тем, что из-за него у Дигби неприятности. И выбегает за дверь.

Они остаются вдвоем. С улицы слышны голоса, Мутху огрызается злобным тоном, совсем на него не похожим. Вскоре Мутху, несколько взъерошенный, возвращается с подносом, на котором два стакана, ведерко со льдом, сифон с содовой и бутылка виски, на четверть пустая, как будто все это богатство дожидалось за дверью. Он ставит поднос, стараясь не встречаться взглядом с потрясенным Дигби.