Заветы предательства

Райт Крис

— Они уже готовы.

— Тогда отправляемся вместе, — с мрачным лицом сказал Торгун. — Идем слаженно, и я не буду задерживать тебя.

В утреннем свете, под лишь одним солнцем, его кожа выглядела более темной, почти как у одного из нас. Торгун уже принял многое, и я ценил это.

— Мы найдем его, брат, — сказал терранин. — Если его можно отыскать, мы найдем его.

V. ТАРГУТАЙ ЕСУГЭЙ

Бежать

на Алтак было скверным решением. Оставшись в горах, я еще мог бы как-нибудь ускользнуть от преследователей. На равнине такой возможности не имелось.

Порой я раздумываю над тем, почему сделал такой выбор. Конечно, тогда я был ребенком, но не глупцом, и наверняка понимал, что скорее сумею укрыться от кидани в поросших лесом долинах, хотя и там шансы спастись были невелики.

Возможно, мне было предначертано поступить так. Я, однако же, не люблю саму идею фатума. Мне не нравится теория, что наши действия предопределены высшими силами, что наши дела — всего лишь пьеса в театре теней, разыгрываемая для их удовольствия. Более всего мне претит мысль, что будущее незыблемо, что в него тянутся прямые дороги, по которым мы обязаны следовать, согреваясь в пути лишь иллюзией собственной воли.

Со времен вознесения я не узнал ничего, что заставило бы меня усомниться в собственной правоте. Мне открылись глубинные метафизические законы Вселенной, я проник в долгие утомительные игры бессмертных, но сохранил веру в нашу способность выбирать.

Мы — творцы наших поступков. Когда нас испытывают, мы вольны пойти в любом направлении: можем победить, можем сгинуть — Вселенной это одинаково безразлично.

Я не считаю, что фатум направил меня с Улаава в пустые земли Алтака. Я думаю, что принял неудачное решение, поскольку испугался.

Но не виню себя за это. Все мы, даже самые могучие, даже самые высокопоставленные, можем совершать такие ошибки.

Какое-то время я двигался быстрее ловчих. Кидани в горах носили броню — изогнутые стальные пластины поверх кожаных жупанов, и на бегу я слышал, как лязгают их составные наручи. Мне было понятно, что они устанут раньше меня.

Я направлялся к югу, убегая со всей мочи из тени хребта и дальше, по открытым равнинам. Земля под ногами была твердой и сухой, меня обдувал по-утреннему свежий, холодный и тихий ветер.

Впереди расстилалась пустота. Степи Алтака чуть волновались, будто зеленый океан, но я не видел глубоких лощин, где мог бы спрятаться. Человека или зверя на здешних равнинах замечали за несколько километров. На это я и надеялся — что свита Великого Хана увидит меня издалека и сумеет вовремя прийти на помощь.

Меня настигала одышка, ноги в обуви из мягкой кожи саднило. Последний раз я ел днем ранее, но это почему-то не сказывалось на моей выносливости. Вспомнив видение с четырьмя созданиями и напиток, который они дали мне, я задумался, насколько реальными были эти грезы. На языке у меня по-прежнему оставался тот вкус — горький, как у прокисшего молока.

При

всей неуклюжести одоспешенных врагов я опасался, что не сумею оторваться от них. Шум их шагов, тяжелого дыхания, бряцающего оружия преследовал меня по степи. Я обернулся на бегу, ожидая увидеть ловчих вблизи.

Но нет, я намного обогнал кидани. Они с трудом гнались за мной, пешие, как и я. Похоже, что мои слух и зрение обострились: глядя на дюжину противников, которые запыхались и ругались в голос, я чувствовал, что могу видеть их насквозь. Мне открылось пламя их душ, горящее в груди у каждого.

Это встряхнуло меня. Мое восприятие изменилось, все вокруг — преследователи, весь мир — стало более насыщенным.

Я ужаснулся этому даже сильнее, чем надвигающейся гибели. Новые ощущения бурлили внутри меня, пузырились под кожей, горячили ладони и наливали щеки румянцем.

Я чувствовал себя могучим, но в то же время и немощным. Того, что я знал о ремесле пророков, хватило, чтобы понять — силы, пробужденные во мне на Улааве, нуждались в руке наставника.

Отвернувшись от кидани, я помчался быстрее. Физические усилия помогли немного успокоиться. Я ощущал, как трава сминается под ногами. Проклятия отстающих солдат утихали вдали.

Оглядывая горизонт впереди, я отчаянно искал следы присутствия хана и проклинал его неуловимость.

И ничего не видел — лишь небо, землю и марево меж ними.

Я понимал, что враги отправили не только пеших бойцов. Никто не пускался в дальнее странствие по Алтаку без лошадей, а земли кидани находились очень далеко.

Осознав, что могут упустить меня, ловчие принялись дуть в рога из резной кости. Их тревожный зов разнесся над открытой равниной, подхваченный порывистым ветром. Затем солдаты замедлились, хватая воздух, — они давали мне уйти, зная, что это ненадолго.

Я не останавливался, чувствуя, что способен бежать вечно. Легкий свободный кафтан не спасал меня от холода на высоте, но теперь благодаря ему я двигался широкими прыжками. Солнце высоко поднялось в небеса и хорошо разогрело мне мышцы. Ощущая его жар на чистых смуглых руках и ногах, я мчался еще быстрее.

А потом я услышал, что приближаются адуун. Их копыта стучали по плотной земле, и, не оглядываясь, я знал, что всадников много. Пригибаясь, я бесплодно пытался отыскать хоть какое-то укрытие посреди ровной степи.

Наездники быстро догнали меня, ведь адуу мчится во много раз быстрее человека и не устает от скачки. Те, что водятся на Алтаке, — прекрасные создания, с темными шкурами и могучими ногами. До меня доносилось их грудное дыхание, слышались взмахи их длинных хвостов.

От безысходности я в последний раз взглянул на горизонт. Никаких следов хана. Я покинул горы лишь потому, что надеялся отыскать его, и потерпел неудачу.

Под стук копыт я остановился и повернулся к моим убийцам. В нашем народе худшим преступлением считалось показать страх пред лицом врага, и я твердо решил погибнуть хорошей смертью.