Зависимы сейчас
Шрифт:
52. Лорен Хэйл
.
Некоторые дни труднее, чем другие. Бывают дни, когда я даже не думаю об алкоголе, а бывают дни, когда мой мозг крутится вокруг выпивки и ничего больше.
Сегодня все, о чем я могу думать — это моя мать. Моя настоящая мать. Эмили Мур. После того как отец дал мне ее адрес, я часто представляю себе ее дом, как она выглядит, ее жизнь без меня.
Что я знаю точно, так это то, что она работает внештатным преподавателем в штате
Имя изменилось, но мои вопросы — нет. Мне просто нужно решить, когда ехать и кого взять с собой. Может быть, Райка или Лили, но ни тот, ни другая не знают, что я планировал поездку в Мэн. Райк не одобрит, решив, что я еще больше погрузился в мир своего отца. Поэтому я склоняюсь к поездке с Лили.
Но я не могу встретиться с Эмили сегодня, даже если захочу.
Райк хочет научить меня скалолазанию. Не в спортзале. А на настоящей, блядь, горе. Мне пришлось спросить, будем ли мы использовать веревки и ремни — учитывая, что парень занимается свободным лазанием (он достаточно глуп, чтобы взобраться на гору, не имея ничего, кроме рук, ног и мела). Мы планируем лазать нормальным, здравым способом. Он может притворяться Человеком-пауком сколько ему угодно, пока я этого не вижу.
Я не могу уйти, пока не закончу разбирать утреннюю почту вместе с Роуз.
Кухонный стол завален письмами, конвертами из оберточной бумаги и небольшими пакетами.
Папарацци продали фотографии Лили, покупающей тампоны в продуктовом магазине. Это просто смешно. А ее «фанатская» почта становится всё больше и больше с каждым новым заголовком на обложке журнала сплетен. Большинство писем — от стариков, которые думают, что она ответит или встретится с ними где-нибудь для секса. Это то, что происходит в последнее время. Люди хваткие, как черти. Я думал, что тот парень в коридоре Принстона был просто случайностью, но многие мужчины чувствуют, что Лили хочет любого секса, даже от них, только из-за ее зависимости. И они пытаются получить его от нее.
Как будто у нее на теле приклеена табличка «открыто» 24/7. И она никак не может поменять её на «закрыто», а я знаю, что она этого хочет. Слава Богу, у нее есть телохранитель.
Я вскрываю пару писем и чуть ли не блюю от фотографии яиц какого-то чувака.
— Измельчи это дважды, — говорю я Роуз, бросая фотографию в ее стопку. Шредер грохочет у ее ног, пока она закидывает в машину все больше и больше почты.
Она смотрит на фотографию, переворачивает ее и фыркает.
— Я буду думать о тебе, пока ты трогаешь себя, — читает она. — Я не разделяю ваших чувств, мистер Гордон.
— Этот парень живет в государственной тюрьме. Этот факт заставляет меня чувствовать себя фантастически.
Я бросаю ей еще одно письмо, а затем разрезаю ножом пакеты.
Я бы очень хотел, чтобы нам вообще не приходилось
Так что мы с Роуз провели все утро, разрывая, раздирая и измельчая. Лили бы присоединялась к нам, но мы с Роуз специально стараемся оградить ее от яиц мистера Гордона и компании. Однажды Лили случайно открыла письмо с вложенными фотографиями, и ее глаза расширились от ужаса, как будто этот человек был в шаге от того, чтобы ворваться в наш дом и изнасиловать ее. Я тоже думал о такой возможности, поэтому и установил лучшую систему безопасности.
Лил не признается в этом, но мы с Роуз видим, что она боится выходить из дома. Она редко выходит на улицу, а если и выходит, то, как правило, после долгих уговоров.
Лили смирилась с тем, что мы с Роуз занимаемся разбором почты, называя это «временем сближения». Я не был фанатом №1 Роуз, даже после того, как разразился сумашедший дом, провоцированный СМИ. Но то, что когда-то было закованными в лёд отношениями, удивительным образом начало оттаивать.
— Поскольку мне теперь придется ходить на деловые встречи, — говорю я ей, — мне понадобятся повседневные костюмы. У тебя ведь еще есть те черные из твоей линии мужской одежды?
Она замирает, и шредер перестает рычать.
— Ты не обязан мне помогать, Лорен. Мне не нужна твоя благотворительность.
За один месяц Роуз потеряла почти всех инвесторов, которые у нее были для Calloway Couture. Только один остался на борту из преданности.
Я закатываю глаза.
— Это не благотворительность. Мне нужны костюмы. Теперь, когда ты уволила кое-кого, они больше не клетчатые и уродливые.
Я не могу произнести имя Себастьяна, если только мне не хочется, чтобы на меня напала ярость.
— У него был ужасный вкус, — говорит она, поджав губы. Как только Роуз выкинула этого парня из своей жизни, он сфотографировал себя для «Rich Kids of Instagram» и назвал ее пиздолизкой. Если вы просто произнесете его имя, она сразу кажется готовой броситься за ножницы для того, чтобы отстричь кому-нибудь яйца.
Роуз оценивает мой нынешний гардероб. Чёрная футболка с V-образный вырезом и выцветшие джинсы Diesel.
— Ты ходишь в офис в таком виде, — напомнила она мне. — Зачем тебе костюмы?
— У меня еженедельные встречи с отцом. Если я появлюсь в этом, то он мне все уши прожужжит.
Управление собственной компанией пугает меня. Я не хочу вложить в нее всю душу, а потом все разрушить. То, через что проходит Роуз, — это чертовски отстойно. Может быть, именно поэтому я предпочитал апатию все эти годы. Тебе не может быть больно, когда нечего терять.
Она обдумывает мое предложение, а затем снова начинает набивать шредер. Он с грохотом оживает.
— Хорошо, но ты должен заплатить полную цену.