Заводная и другие (сборник)

Бачигалупи Паоло

Канья стучит в дверь и отходит на пару ступеней вниз – дает время приготовиться. Ей открывает один из мальчиков, вроде бы Сурат, делает глубокий ваи и кричит в дом:

– Это старшая сестра Канья.

Вскоре на порог выходит старушка с заплаканными глазами – теща капитана, – на поклон гостьи отвечает еще более уважительным поклоном и приглашает войти.

– Простите, что беспокою.

– Ну что вы.

Мальчики с серьезным видом наблюдают за Каньей. В прихожей все неловко замирают. Наконец старушка спрашивает:

– Вы ведь за вещами пришли?

Ответить

не поворачивается язык – сил хватает лишь на кивок. Лейтенанта отводят в спальню – беспорядок без слов говорит о царящем в доме горе. Мальчики смотрят, как их бабушка указывает на втиснутый в самый угол комнаты стол, где стоит коробка с вещами капитана и бумаги, которые он изучал.

– Больше ничего? – спрашивает Канья.

Старушка слабо пожимает плечами.

– Все, что он взял, когда сжигали дом. Я ничего не трогала. Оставил все тут и ушел в ват.

– Кха, конечно. Простите меня. – Лейтенант прячет смущение за улыбкой.

– За что они с ним так? Неужели им было мало?

– Я не знаю…

– Вы их найдете? Отомстите?

Канья мешкает – на нее глядят Ниват с Суратом. От их прежней игривости не осталось и следа. У них вообще ничего не осталось. Наконец она делает ваи и отвечает:

– Я найду их. Клянусь. Даже если на это уйдет вся жизнь.

– Обязательно забирать его вещи?

– Знаете, так положено. Мне следовало прийти раньше, но… – Она беспомощно замолкает. – Мы надеялись, что все образуется и его примут обратно. Если там какие-то личные вещи, я их верну, но оборудование надо забрать.

– Понимаю, оно ценное.

Кивнув и присев на колени, Канья берет забитую под верх коробку из всепогодки. В полном беспорядке плотной кучей свалены документы, конверты, приборы, обойма лезвий для пружинного пистолета, дубинка, пластичные наручники, папки с документами.

Она представляет, как капитан складывал вещи: Чайи уже нет, остальное вот-вот отнимут – тут не до аккуратности. Среди прочего находит фотографию – кадет Джайди рядом с кадетом Прачой, оба молодые и самонадеянные – и задумчиво ставит ее на стол.

Старушка уже ушла, а мальчики еще тут, смотрят воронами. Она протягивает им фотографию. Помешкав, Ниват берет снимок и показывает брату.

Канья быстро просматривает остальное – все, похоже, имущество министерства – и чувствует смутное облегчение: не надо будет приходить сюда во второй раз. Тут ее внимание привлекает деревянная коробочка. Внутри поблескивают чемпионские медали за победы на ринге. Она тоже отдает их притихшим мальчикам, которые тут же склоняют головы над знаками отцовских побед, а сама начинает перелистывать бумаги.

– Тут вот еще, – говорит Ниват и показывает конверт. – Это тоже нам?

– В медалях лежало? – спрашивает она, не отрываясь от большой коробки. – А что там?

– Фотографии.

– Дайте-ка сюда, – заинтересовавшись, командует Канья.

Все это похоже на материалы о тех, кого Джайди в чем-то подозревал. Много Аккарата. Фаранги – тоже много, их хищно-радостные лица бледными призраками окружают министра; ничего не подозревающий Аккарат

тоже улыбается – явно рад такой компании. Она перебирает снимки. Незнакомые люди – снова фаранги, скорее всего торговцы. Вот толстяк, отъевшийся на заморских калориях, – какой-нибудь представитель «ПурКалории» или «Агрогена» с Ко Ангрита – жаждет наладить связи в едва открывшем границы государстве, в министерстве, чья власть день ото дня сильнее. А это Карлайл – тот, что потерял дирижабль. Канья чуть кривит губы в улыбке – вот уж кому было досадно. Она смотрит на следующую фотографию и ахает.

– Что? Что там? – любопытствует Ниват.

– Нет, ничего. – Слова даются с трудом.

На снимке сама Канья – выпивает с Аккаратом на его прогулочном судне; кадр сделан длиннофокусным объективом – детали размыты, но лица видны.

«Джайди знал».

Она очень долго смотрит на фото, напоминая себе, что надо дышать; смотрит и размышляет о камме, о долге. Сыновья капитана молча глядят на нее, а лейтенант думает о своем командире, который никогда не упоминал этот снимок, о том, что известно людям его ранга, о чем молчал он сам и о том, что иные тайны стоят дороже человеческой жизни. Хорошо все взвесив, Канья кладет снимок в карман, а остальное засовывает обратно в конверт.

– Там какая-то подсказка?

Она медленно кивает, мальчики тоже, и больше ни о чем не спрашивают. Хорошие парнишки.

Потом Канья обыскивает комнату, на случай, если пропустила что-нибудь важное, ничего больше не находит и берет забитую приборами и документами коробку – тяжелую, но не тяжелее той фотографии, которая, словно кобра, затаилась в нагрудном кармане.

Выйдя на улицу, она заставляет себя сделать глубокий вдох, и смрад собственного бесчестья щиплет ей нос. Оглянуться и на прощанье посмотреть на мальчиков не хватает духа. Эти сироты платят за несгибаемую храбрость своего отца, страдают оттого, что Джайди нашел равного по силам соперника. Вместо сбора дани на улицах и ночных рынках капитан избрал себе настоящего врага – безжалостного и непреклонного.

«Я пыталась вас предупредить. Не надо было туда идти. Я пыталась», – думает Канья, стоя с закрытыми глазами.

Укрепив коробку в корзине велосипеда, она катит по комплексу и к тому времени, когда подъезжает к главному зданию, успевает взять себя в руки.

Под банановым деревом стоит Прача и курит сигарету «Золотой лист». К своему удивлению, Канья спокойно смотрит ему в глаза и, подойдя поближе, делает ваи. Тот отвечает на приветствие легким наклоном головы.

– Привезла его вещи?

Она кивает.

– Видела его сыновей?

Снова кивок.

Генерал мрачнеет.

– Помочились посреди нашего дома, оставили его тело у нас на пороге. Хоть это и невозможно, забрались в само министерство и швырнули вызов нам прямо в лицо. – Прача стискивает сигарету зубами. – Теперь ты главная, капитан Канья. Люди Джайди в твоем подчинении. Пора дать бой, как он того всегда хотел. Пролей кровь министерства торговли, капитан. Верни нам лицо.

21