Завоеватель
Шрифт:
— Уйти князь, не хотим тебя! — выкрикнул один провокатор.
— А что, православные, и не хотим! Не хотим жить под Киевом да еще с данью на шее сидеть! Не будем кормить Киев, накормим своих детей! — другой провокатор выдал заготовку.
— Миряне, давайте говорить, а не кричать слова красные, — призвал всех собравшихся к порядку архиепископ Нифонт.
— А ты сам продался. Мы тебя выбрали, а ты на коленях пополз вымаливать себе благочинье, — прозвучала очередная провокация.
Все, дальше нужно было помолчать и дать толпе поверить, что все решения — это их собственные, что каждый
— Кто скажет? — закричали мужи у постамента, на котором стоял князь-наместник Мстислав Ростиславович.
Чурило напрягся. Нельзя никому из его людей выходить на сцену и вещать, пусть даже и получилось бы призвать людей к решительным действиям. Всех уважаемых людей в городе знали в лицо. Пусть в Новгороде и демократия, за которую сейчас готовы многие биться, но очередь высказаться какому простолюдину может и не дойти. Сперва свое слово говорят «господа».
— Пусть Станигост скажет! Его слово слышать хотим! — кричали из толпы.
Чурило улыбнулся. Именно этот знатный новгородский купец был лидером в заговоре «семи родов» — именно так можно было бы обозвать бунтавщиков. Семь знатнейших купеческих родов объединились и лелеяли надежду, что может наступить время, когда они вновь войдут в силу и станут диктовать условия всему Новгороду. Так что этот купчишка не упустит своего и скажет так, как и сам Чурило не смог бы.
— Вы готовы на коленях стоять и просить для своих детей хлеба? Готовы ли к тому, что в Новгород уже следующим летом не приедут немцы и не раскупят все наши товары? А ко всему этому еще и выход был назначен Новгороду, когда с каждого новгородца по гривне нужно собрать и Киеву отдать. Разве же я хочу войны ради смертей? Я хочу справедливости ради жизни. И если нужда станет взять оружие в руки, то я сделаю это и постою за свою и вашу волю… — вещал Станигост.
Не все присутствующие успевали понять смысл фраз образованного и умеющего говорить купца Станигоста, но общий посыл был понятен. Новгород вставал на путь войны.
— Знаю я, что отобрали у нас городки в Перьми, что приносили Новгороду серебро. Вчера были вестовые с такими новостями. Ночью же, в предрассветный час, кто-то напал на этих вестовых и нынче и не ясно где они. Может это сделали люди киевского князя, что нынче в городе господами себя считают? Нас отрезают от Востока, градом новым в устье Западной Двины, нас отрезают от моря и от Запада. А что мы? Как телки молчать должны? — распылялся купец Станигост, зажигая толпу.
— Опомнитесь, люди! — кричал Мстислав Ростиславович.
— Бей великокняжеских прихвостней! Айда на склады Братства! — кричали в толпе люди Чурило и других тайных агентов Братства в Новгороде.
Теперь польется кровь, будут разграблены склады и Братство сильно пострадает. Чурило еще должен был хоть что-нибудь поджечь на Немецком дворе, попытаться вбить клин между европейцами и новгородцами. Что бы не стало с Новгородом, он сейчас становился менее всего привлекательным для торговцев, которые скорее отправятся в Славград следующим летом, или даже раньше туда прибудут.
А еще великому князю Изяславу нужно будет быстро и жестко реагировать на то, что уже происходит и что должно было произойти. Две сотни
Что же касается складов Братства, то там сейчас лишь немного товаров. Но нельзя было не подвергнуть расправе и тех нанятых новгородцев-охранников и псковский отряд, так же нанятый для охраны складов Братства.
Теперь быть главным городом торговым на Севере Руси именно Славграду, ну а Псков, так как его людей убьют, обязательно станет защищаться сам и защищать Славград, и не только потому, что псковичи приняли единство Руси, но так же из-за ненависти к Новгороду.
Народ хлынул в княжескую усадьбу, Мстислава прикрывали его воины. Пролилась первая кровь, теперь безумие было не остановить. Действовал и Чурило. Он своим слаженным отрядом первым направился к складу Братства, увлекая за собой немалое количество новгородцев.
Глава 14
Вторуша прибыл в Константинополь двамесяца назад. Получалось так, что вероятный русский адмирал лишь недолго пообщался со своими родственниками, поприветствовал родных, двоюродных братьев, дядьку, всех тех, кто со своими семьями переехал в Воеводино, и отправился с русским адмиралом на остров к Люту.
Тут пришлось немного задержаться. На Хортице, в городе, названому Бродненском, находилась часть флотилии Братства. Тут же готовились лихие экипажи из бродников и тех, кого присылал воевода. Предполагалось, что Братство может выставить четыре больших венецианской постройки корабля и еще до сорокаладей и стругов. И этот флот должен был собираться частью на Хортице, правда самому Вторуше предстояло быстрее добраться до Константинополя и там принять два парусника, что должны были быть построены на византийских верфях.
Так что, минуя Киев, а также днепровские пороги, Вторуша по земле добрался до острова Хортица.
Переходы прошли более чем спокойно. Сопровождающие его бывалые ратники с удивлением отмечали спокойную Степь. От Курска и до Запорожья обозу Вторуши только дважды встречались патрули союзных половцев Орды хана Аепы. Некоторые ратники даже сетовали на то, что и размяться-то не удалось, ни единого отряда кипчатского не было, который можно было бы пощипать на предмет добычи. Сам же будущий флотоводец только лишь Богамолил за то, что удалось спокойно и без всяких проблем добраться до Хортицы.
Степь все больше становилась подконтрольной. Уже не было тут тех сил, прикрываясь которыми, можно было бы шалить, уже стойбища кипчаков становились русскими городками. Оставалось лишь более интенсивно осваивать огромные просторы, чтобы кормить рождавшееся мощное государство.
И бродники получили дело, занялись уже не разбоем, а заработком и подготовкой к походам. Это и увидел Вторуша, когда его, будто самого воеводу, встречали в главном городе бродников.
— Ну что, брат мой Старуша, — во время застолья хмельным голосом обращался витязь Братства бродник Лют. — Брат, видал ты, какихисправных хлопцев я подготовил? На кораблях и тренируемся, как лучше ворога бить. Достойные ратники выходят. Пусть на конях слабо держаться, но в море не будет им равных. Я-то знаю!