Заяц, жаренный по-берлински
Шрифт:
***
В отдельном кабинете ресторана «Метрополь» за празднично накрытым столом восседали граф Вернер фон Шуленбург, его супруга, а также около десяти их гостей.
Дверь кабинета распахнулась. В него вошел метрдотель. Хорошо поставленным голосом он произнес по-немецки:
– Гебратене хазэ ауф берлин! (Заяц, жаренный по-берлински)
Шуленбург, его супруга и гости оживились.
Метрдотель отступил в сторону. В кабинет вплыл, как большой корабль, Ломов с подносом в высоко поднятой руке. Следом за ним вошел Синдяшкин еще
Шуленбург и гости восторженно захлопали в ладоши.
***
Недалеко от кинотеатра, утонувшего в вечерних сумерках, стоял Ваня. Озираясь вокруг и немного нервничая, он поглядывал на наручные часы. Увидев кого-то вдалеке, Ваня облегченно вздохнул и заулыбался.
К нему, тоже улыбаясь, подошла Варя - стройная, светловолосая ровесница Вани.
– Привет! – бросила Варя.
– Привет!
Оба смотрели друг на друга влюбленными глазами. Ваня потянулся губами к ее щеке, чтобы поцеловать, но Варя, отстранившись, стрельнула глазами по сторонам.
– Перестань. Люди же…
Ваня с сожалением вздохнул. Кивнул на здание кинотеатра.
– Ну что, пойдем?
Варя тряхнула челкой.
– Пошли!
Взявшись за руки, они направились к кинотеатру.
– На какой ряд билеты? – спросила Варя.
Ваня хитро улыбнулся.
– Будто не знаешь… Как всегда – на последний!
***
В полупустой пивной, за окнами которой было уже темно, устроились за круглым столиком усталые Ломов и Синдяшкин. Перед ними возвышались две кружки пива, а на аккуратно расстеленной газетке серебрилась чешуей сушеная вобла.
Синдяшкин взял кружку, поднес ее к губам и сделал большой глоток.
– Егорыч, может, пора о наших детках поговорить? Серьезно?
Ломов пожал плечами.
– Давай. У нас с тобой все серьезные разговоры - под пиво.
Синдяшкин поставил кружку на стол.
– Варя медучилище заканчивает, Ваня твой тоже на ногах стоит крепко. Встречаются третий год… Раз любят друг друга - давай их поженим! Он давно мылится. И она не против.
Ломов удивленно крякнул.
– Ванька что, ей уже предложение сделал?
– Да сделает! Оба только и ждут, когда им отцы отмашку дадут.
– Да, у обоих только отцы. Твоя бывшая, небось, уже и забыла, что у нее дочка есть. Как укатила со своим геологом… Семь лет назад…, - Ломов грустно улыбнулся.
– Так больше носу и не казала. Даже не написала ни разу.
– Да Бог с ней! Не о ней сейчас разговор, - Синдяшкин пристально посмотрел на друга.
– Ну, так что? Насчет Вани и Вари?
Ломов решительно махнул рукой.
– Ладно, раз такое дело… Осенью играем свадьбу!
***
Ломов с черпаком в руке и Синдяшкин замерли у плиты. За спинами поваров сгрудились еще несколько поваров. Перед стойкой для выдачи блюд столпилось около десяти официантов во главе с метрдотелем. Все мрачно и напряженно слушали голос наркома иностранных дел Молотова из
– Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковав нашу границу во многих местах и подвергнув бомбежке со своих самолетов наши города… Это неслыханное нападение на нашу страну, несмотря на наличие договора о ненападении между СССР и Германией, является беспримерным в истории цивилизованных народов… Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал заявление мне, как народному комиссару иностранных дел, от имени своего правительства…
Глаза Ломова налились кровью. Он с ненавистью сжал в кулаке черпак, словно готовясь им кого-то ударить.
Голос Молотова звучал из приемника все жестче и жестче:
– В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной… Советским правительством дан приказ нашим войскам отбить нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины… Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
После выступления Молотова в воздухе на несколько секунд повисла тишина.
Ломов растерянно покачал головой. Обвел поваров и официантов злыми глазами.
– А мы его на прошлой неделе кормили, - протянул он.
– Вот тебе и дружественная страна. Вот и договор о ненападении…, - Ломов сорвался на крик.
– Да если б я знал – засунул бы ему того зайца…
Взмахнув черпаком, Ломов со злостью швырнул его в большую кастрюлю без крышки, стоящую сбоку. Черпак шмякнулся в варево, брызги которого полетели прямо в голову стоящего перед кастрюлей Синдяшкина. Жалобно скривив лицо, заляпанное густой, липкой массой, Синдяшкин возмущенно всплеснул руками.
– Ты что, Егорыч?!
***
Ноябрьским утром около тридцати солдат разного возраста в новеньких шинелях и с винтовками за плечами курили, переминаясь с ноги на ногу, у здания военкомата. Рядом с ними стояли их матери, отцы, братья, сестры, друзья…
Коротко стриженный Ваня в солдатской шинели и зимней шапке-ушанке, замер в стороне от них в обнимку с Варей, положившей голову ему на грудь. Ваня гладил по голове Варю, глаза которой были грустными и влажными. Недалеко от Вани и Вари понуро топтались Ломов и Синдяшкин.
Синдяшкин тяжело вздохнул.
– Так и не сыграли мы свадьбу…
На крыльцо военкомата вышел старший лейтенант. Окинул солдат начальственным взором и громко скомандовал:
– Становись!
Солдаты начали торопливо прощаться с родными и близкими, становиться в строй.
Оторвавшись от Вари, Ваня сделал шаг к отцу. Обнялся с Ломовым. Ломов похлопал его по плечу.
– Ну, давай, сынок.
Отстранившись от отца, Ваня крепко пожал руку Синдяшкину. Тот, грустно улыбаясь, тоже похлопал его по плечу.