Заяц, жаренный по-берлински
Шрифт:
Синдяшкин тоже встал, подошел к Ломову и, улыбнувшись, легонько похлопал его по животу.
– Это ты у нас смахиваешь на Геринга! Такой же упитанный.
Ломов недовольно отбросил руку Синдяшкина от своего живота.
– Почём те знать? Ты что его, видел?
– Живьем не видел. А как в газетах рисуют…, - Синдяшкин очертил руками в воздухе огромный живот.
– Объемы у вас одинаковые!
Синдяшкин засмеялся. Ломов сердито засопел.
Вдалеке раздался гул самолетов. Ломов и Синдяшкин тревожно переглянулись. Прищурив глаза, подняли головы и
– Ну, вот. Накаркал!
Синдяшкин обиженно посмотрел на Ломова.
– Да я-то тут причем?
…Со всех сторон гремели взрывы бомб. Ломов и Синдяшкин лежали на полу посреди чердака, закрыв руками головы.
С грохотом пробив крышу, недалеко от них упала зажигательная бомба. Бомба громко и угрожающе зашипела, плюясь огнем. Оба подняли головы и посмотрели в ее сторону. Быстро вскочили, схватили щипцы и понеслись к бомбе.
Ломов подоспел к ней первым. Ловко ухватив бомбу щипцами, оторвал ее от земли и побежал вместе с ней к бочке с водой, которая чернела шагах в двадцати. Синдяшкин, подстраховывая друга, вприпрыжку засеменил за ним.
Уже у самой бочки Ломов неожиданно споткнулся и упал прямо на нее. Бочка опрокинулась. Ломов повалился на землю рядом, выпустив из рук и щипцы, и бомбу, которая откатилась далеко в сторону. Вода в несколько секунд вылилась из бочки в противоположную от бомбы сторону, растекаясь по крыше большой лужей и впитываясь в дощатый пол.
Ломов со злостью выругался:
– …твою мать!!!
Синдяшкин подскочил к шипящей бомбе и замер рядом с ней, испуганно и растерянно хлопая глазами. Он с отчаяньем вскинул голову.
– Егорыч, как же ее теперь тушить?
Ломов вскочил на ноги и тоже подбежал к бомбе. Застыл на месте, напряженно морща лоб. Через мгновенье в его глазах мелькнул ответ на вопрос Синдяшкина. Ломов решительно отшвыривает щипцы в сторону.
– Как, как… Вот так!
Ломов начал быстро расстегивать ширинку брюк.
Ухмыльнувшись, Синдяшкин тоже швырнул щипцы на землю и последовал его примеру.
Расстегнув ширинки и достав из трусов члены, друзья посмотрели друг на друга.
– Только давай по моей команде, - торопливо произнес Ломов.
– Вместе! Чтобы, как учили на занятии, большим количеством воды!
Синдяшкин кивнул.
– Понял!
– Раз, два, три! – скомандовал Ломов.
На счет «три» повара начали дружно мочиться на шипящую бомбу. Пошипев еще чуток, она «замолкла». Ломов и Синдяшкин облегченно вздохнули.
– Потушили…, - Ломов застегнул ширинку и вытер ладонью взмокший от напряжения лоб. Синдяшкин – тоже.
Переглянувшись, друзья улыбнулись. А потом начали хохотать. Все громче и громче…
***
Усталый после рабочего дня, Ломов поднялся по лестнице и остановился у двери своей коммунальной квартиры.
Рядом с дверью висели почтовые ящики. Ломов шагнул к своему почтовому ящику и увидел сквозь дырочки в нем конверт. Довольно улыбнулся. Торопливо полез в карман за ключиком от ящика, достал
Издав глухой стон, Ломов обхватил руками лицо.
– Ваня… Сын…
Прислонившись к стене, Ломов медленно сполз по ней спиной и сел на пол. Его плечи затряслись от беззвучных рыданий.
***
Настенные часы в комнате Ломова показывали второй час ночи. Петр Егорович и Синдяшкин сидели за столом. Оба старались не смотреть друг другу в глаза.
На столе стояли початая бутылка водки и граненые стаканы, лежала нехитрая снедь.
В сторону был отставлен стакан, наполненный до краев и накрытый кусочком ржаного хлеба. Подперев руками голову, Ломов тяжело вздохнул.
– Ты Варе пока не говори… Я ей сам, потом…
Синдяшкин послушно кивнул головой.
– Ладно.
– Месяца не прошло, как проводили… Эх, побывать бы хоть на его могилке.
– В братской, наверно, похоронили.
– Хоть на братской.
Ломов налил в стаканы водку. Оба, не чокаясь, молча выпили. Синдяшкин поставил стакан на стол. Потянулся к закуске. Ломов тоже поставил стакан, но продолжал сжимать его в своих крепких пальцах. Зажмурив глаза, он начал мотать головой из стороны в сторону. Его пальцы сжимали стакан все сильнее и сильнее. Стакан со звоном лопнул.
Ломов открыл глаза и равнодушно посмотрел на правую руку, сжимающую в кулаке осколки стекла. Из кулака на стол стекала кровь.
Синдяшкин с испугом кивнул на струйку крови.
– Егорыч, порезался!
Ломов, словно не слыша его, поднял голову и посмотрел куда-то мимо Синдяшкина.
– Все! Пока не убью хоть одного немца…, - Ломов ударил кулаком по столу.
– Я спать не смогу! Жить не смогу!
Глаза Ломова загорелись ненавистью.
***
На стенах просторной комнаты, расположенной на первом этаже военкомата, висели плакаты военной поры. В углу комнаты высился стальной сейф. Посреди комнаты стоял стол, за которым сидел молодой капитан с эмблемами танкиста в петлицах. В глаза сразу бросались орден Красной Звезды и нашивка за тяжелое ранение на гимнастерке офицера, а также недавно заживший рубец на его щеке.
Перед столом стояли в очереди трое – высокий, худой мужчина, красивая девушка лет двадцати с беспокойными глазами, и Ломов.
Мужчина протянул капитану бумагу. Тот взял ее у него из рук и быстро пробежал глазами. Не поднимая глаз, произнес:
– Тебе в эшелон резервного полка. Иди на станцию. Там спросишь у коменданта.
Капитан вернул мужчине бумагу. Тот молча развернулся и вышел из комнаты.
К столу придвинулась девушка. Капитан поднял на нее глаза и раздраженно вздохнул.